От такого неожиданного сюрприза Завадскому стало как-то не по себе. Гражданка бесцеремонно потянулась за графином с водой, налила себе стакан и медленно выпила до дна, смакуя глоток за глотком. Затем достала из сумочки зеркальце, поправила причёску и уставилась на Завадского так, как будто не она сейчас была у него на незапланированном приёме, а он наглым образом вторгся в её апартаменты.
Александр Борисович уловил в глазах гражданки хорошо знакомый ему блеск, тот самый завораживающий блеск охотника, а не животный страх дичи. Это настораживало, и чем больше он ловил на себе блеск этих горящих глаз, тем всё больше и больше его охватывала тревога.
Он нажал селекторную связь – она не работала; нажал кнопку срочного вызова охраны – тишина; телефон тоже безмолвствовал.
– Я Александра Никитична Вихляева, – представилась гражданочка. – А вы, стало быть, и есть Завадский Александр Борисович.
– Какого чёрта? – вспылил начальник отдела, подкрепив своё негодование потоком отборной площадной брани.
– Я вас представляла совершенно другим, – со скорбью в голосе сказала она. – У вас здесь даже не болото, у вас здесь тихий омут.
– Вон! – закричал Завадский, хватая со стола деревянное пресс-папье и собираясь запустить им в незваную гостью.
Холодная улыбка скользнула по её лицу.
– Ваши достоинства, как дрожжевое тесто, растут на глазах не по часам, а по минутам, не вмещаясь ни в одни рамки приличия, – спокойно сказала Вихляева и тихо удалилась.
Поскрипывая стиснутыми зубами, как после съеденного лимона, Александр Борисович метал молнии. Он готов был растереть в порошок любого, кто сейчас бы вошёл в его кабинет.
Внезапно Завадский почувствовал приступ тошноты и удушья. Галстук стальным обручем сдавил его короткую шею. Широко открытым ртом он стал жадно глотать воздух, напоминая пучеглазую рыбу, выброшенную на сушу. Набухший язык свинцовым комом забил ему рот, приглушая хриплый стон, вырывающийся из судорожно вздрагивающей груди. В эту минуту понадобилась вся его пробудившаяся сила, чтобы заставить окаменевшие пальцы сбросить душивший галстук.
Истошный крик потряс стены Лубянки и застыл на его тонких губах. В трясущихся руках он вместо галстука сжимал пеньковую верёвку.
Завадский бросил её на стол. Удавка вдруг ожила. Извиваясь и шипя, она приняла облик гадюки. Опрокинув чернильницу, змея поползла в сторону начальника отдела.
Александр Борисович, несмотря на свой солидный возраст, сделал головокружительный прыжок в сторону. Потеряв равновесие, он беспомощно замахал руками, словно пытаясь схватиться за воздух, но, не удержавшись, всей массой обрушился на дверь. Ударившись головой о дверной косяк, он обмяк и завалился на пол, потеряв сознание.