Когда он шагнёт… (Калиниченко) - страница 10

                      услышал «Внемли!»,
Чтоб хотя бы на время оставил коктейли
                                         и суши,
И собой увлажнять омертвелые, черствые
                                         души,
Словно дождь увлажняет иссохшее лоно
                                        земли.
Но стихи не даются, и не на что вдруг
                                        опереться,
Там где слово горело, теперь не осталось
                                        огня.
Вы хотели сердечности? Слушайте, вот
                                оно – сердце!
Так держите, владейте и пейте, и ешьте
                                        меня!
А когда изгладится багряное, сладкое,
                                         свежее,
Вы отправитесь спать, совершив
                               повседневный стриптиз,
И не зная еще, что уже не останетесь
                                        прежними,
Как не знает безумец, когда завершится
                                        карниз.

М. А. Булгакову

Валгалла слов! Опора и отрада,
Но как писать, когда земля дрожит,
И правда расшибается о правду…
Под страшный скрежет литосферных плит.
Когда страна, выламывая плечи,
Как эпилептик бьётся о порог,
И всех превыше таинство картечи,
И пахнет кровью каждый эпилог.
Тогда, устав от пушечного боя,
От холода и лязга колесниц.
Возьмешь людей и выкуешь героев,
Бронзоволицых пленников страниц.
Чтоб не старели, чтоб всегда горели,
Живые звенья фабульной цепи,
Чтоб прорастали серые шинели
В заснеженной украинской степи.
Укором, назиданием, примером,
Лекарством от духовной немоты
Вставали юнкера и офицеры,
Бессмертные, поскольку смертен ты.
И волчий век вот-вот тебя размажет,
Но может статься самый главный, тот,
Раскурит трубку и кому-то скажет:
«Булгакова нэ троньте. Пусть живёт.»
И ты продолжишь городу и миру
Записки из отложенной петли,
И будет нехорошая квартира,
И будет МХАТ, и будет Массолит.
И жизни соль, и небо над Москвою,
И суета, и будничность вещей,
И зори, что кровавые подбои
На белом прокураторском плаще.
Далеко тьма, теперь лишь только в прозе
И перед сном порою вспомнишь ты,
Как завязавший о последней дозе,
Из шомполов сложенные кресты.
И вдруг увидишь, словно дым котельной,
Великая в грядущем темнота!
И этот строй разреженный, но цельный,
И есть в строю свободные места!

«Катился поезд в сторону Вяземы…»

Катился поезд в сторону Вяземы.
Плескалось в брюшке жидкое винцо.
Мелькали в ряд болота, глиноземы,
И пахло малосольным огурцом.
Тут кто-то рассыпал в пакеты торфы…
Другой ошую брюки продавал.
Подумал я: «А как сейчас на Корфу?»
И тут же мысль пустую оборвал.