– А я спросил, нет ли у вас любовника.
Светлые брови чуть нахмурились.
– И какая тут разница?
Проклятье, она из тех женщин, которым идут встопорщенные перышки. Даллас открыл было рот, чтобы объяснить различие между случайным сексом и отношениями, прекрасно сознавая, что сейчас она еще больше взъерепенится, но сдержался. Без сомнения, Никки понимала разницу. Просто не рассматривала предпоследний вариант.
И снова облом. О’Коннор продолжал буравить ее взглядом.
– Я нужен вам, Никки.
– Потому что у меня нет парня? – поинтересовалась она, прищурившись.
– Нет, потому что вы вляпались в неприятности по самые симпатичные бровки.
Никки сделала глубокий вдох и выдала:
– Сколько картин?
Даллас облегченно улыбнулся.
– Пожалуй, нам стоит подождать и посмотреть, сколько времени у меня уйдет на это дело. – Честно говоря, ему глубоко плевать на ее картины. Единственная причина, по которой Даллас это предложил – он чувствовал, что дамочка слишком гордая, и не примет от него помощи бесплатно. Она могла писа́ть Элвиса на бархате (Речь о картинах под названием «Бархатный Элвис/ Velvet Elvis» – обычно певец Элвис Пресли изображается по пояс на бархате темных оттенков, в костюме и с микрофоном в руке. Прим.переводчика.), почем Далласу знать.
О’Коннор позволил взгляду пробежаться по Никки – шикарные волосы, выразительные глаза, губы, способные вызвать мокрые сны. Грудь – настоящая грудь. Силикон так не покачивается и не подрагивает. И кожа, самая мягкая, какую он когда-либо видел.
Невысокого роста. Далласу нравились длинные ноги, и что-то ему подсказывало: случись взглянуть на все, чем природа одарила Никки под этой больничной сорочкой, их бы он там и увидел.
Доведенная до предела выдержка послала его нравственному компасу сигнал тревоги. Ради всего святого, женщина загремела в больницу, ее чуть наизнанку не вывернуло, а тут он со своим стояком. Велев либидо пойти погулять, Даллас провел рукой по лицу и уставился на занавеску в надежде проветрить мозги.
– Обычно цена на мои картины варьируется от восьми сотен до трех тысяч долларов.
Заставив себя посмотреть на свежеиспеченную клиентку, Даллас старался удерживать взгляд выше ее шеи.
– Позже обсудим.
Художница замотала головой, и проклятая сорочка вновь соскользнула с плеча. Нравственный компас О’Коннора опять начало косить. Даллас наблюдал, как Ники поправляет сорочку.
– Во сколько обходятся ваши услуги? – не отступала мисс Хант.
– Это тоже подождет. – Вот черт! Даллас охотнее согласился бы на то, что она поначалу ошибочно посчитала предметом для бартера: ни к чему не обязывающий секс. Но разве чуть раньше он не пришел к выводу, что Никки Хант такой разновидностью секса не занимается? Меньше часа назад он не знал ее настолько хорошо, чтобы утверждать – ради куска хлеба она не разденется, теперь же он чувствовал себя умнее. Что-то в этой молодой особе кричало: «постельные разговоры», «неспешные прогулки по пляжу», «остаться на ночь» и «серьезные намерения». Все то, что он подарил одной женщине, и поклялся никогда не дарить другой.