Ноэль выругался и ударил ногой в мерцающий камень.
— Мы скоро заблудимся, уверяю тебя, — сказал он.
Позади раздались шорохи, похожие на мелкие шаги. За ними кто-то следит? Эйлин сглотнула и пожалела о своей безрассудности, но признаться в этом не могла — поздно.
— Слышишь? — шепнул Ноэль и встал перед ней, заслоняя от возможной угрозы.
— Винсент, Беренгар, это я, Эйлин! — Голос сорвался на крик.
Впереди мелькнула тень, потом еще одна и еще. Эйлин вцепилась в плечо Ноэля и вскрикнула: перед ними росла стая крыс, необычных, больших, со светящимися зелеными глазами, будто они наелись мерцавшей крошки со стен.
Крысы остановились, почувствовав чужих, а потом быстро двинулись на них. Эйлин завизжала и вжалась в стену. В светившихся ладонях Ноэля родился фаербол, который сразу улетел в откормленных магией грызунов, но они не загорелись, не разбежались. Огонь растекся по земле и потух. Крысы с невероятной скоростью набросились на Ноэля и Эйлин, но вместо укусов она ощутила прохладу. Стая бежала сквозь них, сквозь стену за спиной.
— Иллюзия, — с болезненным облегчением сказала она Ноэлю, создававшему новый заряд.
Краем глаза Эйлин заметила новое движение в темноте: там стоял человек.
— Туда! — истерически закричала она, указывая рукой, и Ноэль все понял. Он ловко и с каким-то остервенением метнул фаербол в полутьму, откуда донеслось то ли шипение, то ли чертыханье. В отблеске огня мелькнула женская фигура, которая не успела увернуться и улетела в стену. Фаербол угас, и зловещий силуэт обозначился на каменном полу, окруженный кислотным сиянием. Ее светлость О’Трей — попалась, кошка, в мышкину ловушку. Прилив победного восторга захватил Эйлин.
Ноэль тут же соорудил новый заряд — задача давалась ему все лучше и легче. Он замер, готовый в любой момент запустить огненный шар, а Эйлин подбежала к О’Трей, чтобы обезоружить ее. Та застонала и шевельнулась, потом резко села и подняла лицо.
Эйлин застыла, всмотрелась в нападавшую и, облизав пересохшие губы, надломленным голосом спросила:
— А вы кто такая?
Перед ней сидела незнакомая старая женщина.
— Кто вы? — повторила Эйлин, проводя светящимися ладонями по волосам, словно такое непринужденное движение поможет прогнать мираж. Разум говорил, что перед ней Агата: та же высокая прическа, только почему-то седая, тот же элегантный костюм, который успел собрать крупицы светящейся плесени.
Но Эйлин отказывалась верить глазам, ведь все не то — какое-то безумие. У приходившей в себя особы кожа была пергаментной, нездорового земляного оттенка, покрытой глубокими морщинами. Выцветшие глаза с вызовом взирали на своих победителей, затаенная злоба в них делала женщину уродливой, опасной — настоящая ведьма. Она оперлась о стену иссохшими руками, показывая длинные худые пальцы, старческие пятна на кистях.