Обозный старшина Младшей стражи обвел взглядом притихших девок и с видимым удовольствием (уж Арина-то заметила) отметил, что зарумянились от его слов все.
Наставница обежала глазами потупившихся воспитанниц, усмехнулась про себя.
«Ой, девоньки, чего ж вы так засмущались-то? Никого оно не минуло, и я такой же дурочкой была. И чего во мне тогда Фома нашел? А ведь любил…Спасибо, Андрей меня тогда не видел…»
Не удержалась, поглядела в сторону Андрея, ехавшего поблизости рядом с отроками, коротко встретилась с ним глазами.
«Слава богу, он, похоже, успокоился, а то ведь после разговора с Корнеем сам не свой был. Ну да, это от неожиданности он, конечно. Справимся!»
Подивилась обозному старшине:
«А Илья-то! Добрый, добрый, а ведь наотмашь бьет! Впрочем, оно на пользу – лучше уж так, чем жизнь ударит! Не всем же, как мне, повезет своего Фому встретить».
– М-да… – Илья, задрав голову, поскреб пальцами под бородой. – Так что, телесного интересу в вас, девоньки, для зрелого мужа, что в Михайловых матрешках – поглазеть да в руках повертеть – не более того!
– А если в новых платьях? – не отставала Арина.
И сама засомневалась – стоило ли… Может, лучше потом, без мужских ушей, им это сказать… Ну да ладно – от взрослых женщин девки это не так воспримут, как из мужских-то уст…
«Ой, дядька Илья, не подкачай! Чего-то ты им на это скажешь?»
А Илья словно ждал того вопроса:
– А что платья? Да то же самое, что с матрешками. Ежели впервой, то завлекательно и интересно, а когда знаешь, что внутри такая же матрешка вложена, только помельче… какой интерес? Ну, нацепила ты на себя тряпки, на иной манер сшитые, и что? Под подолом-то, что у нового платья, что у обыденного, все то же самое, неизменное! Да и тут тоже умение надобно. Вот, скажем, на боярыню Анну Павловну поглядеть. Так ведь не платье на ней надето, а она в то платье наряжена! А у девиц наших… хе-хе… платья на них ездят, как вон отроки на конях! Что? Непонятно? Ну, как же вам объяснить-то, убогим…
Илья снова принялся скрести в бороде, а когда это не помогло, почесывание переместилось на затылок. Снова не помогло, и он, сплюнув на обочину, сердито понукнул лошадь. Девицы наблюдали за этими манипуляциями в полной тишине и неподвижности, некоторые даже рты приоткрыли. Впрочем, и отроки, едущие рядом с телегой, тоже не отрывали от Ильи глаз. И, кажется, отроков даже стало больше, чем при начале разговора.
«А ведь и он не только для девок вещает! Так же, как и Анна возле церкви, нарочно говорит громко и четко, чтобы отрокам разборчиво было. То-то сегодня в казарме пересудов будет… А не рано ли отрокам такое рассказывать? Да и вообще, уместно ли мужам подобные женские тайны раскрывать? Но Илья-то знает! Вон как уверенно говорит. Интересно, а Фома знал? Зрелый уже муж был… А Андрей? Ой, мамочки! Он же все слышит!»