– А если…
– А если один Петр, другой Вазых, все чики-брики. А что там в пятой графе, никто, скорее всего, смотреть не будет. Кому надо глубоко копать, если и так понятно, что не еврей.
– А что еврей? Это хуже?
– Когда как. Иногда хуже, иногда лучше, там свои сложности. Но тут вообще копать не будут: имя русское, рожа примерно такая же, вопрос закрыт. На таких смотрят только по существу: насколько толковый, насколько удобный, насколько молодой, такие вот вещи.
– А ты… – начала Лариса и умолкла, да поздно.
– Что я?
– Ты бы тоже сменил имя-фамилию, стал бы Вадим…
– Вафлин, что ли?
– Не злись. Ну, Вавин, например. И тоже смотрели бы по существу, да? И таких вот ситуаций меньше стало, и мне бы…
– Что тебе?
– Ничего, – сказала Лариса и торопливо добавила: – Почему не поменять, если от этого всем проще?
– Потому что нельзя. Это не проще, а… ну как не понимаешь, хуже это. Тут папа с мамой позаботиться должны были, а лучше дедушка или там раньше еще. А самому нельзя. Получится, что ты чего-то стесняешься или даже скрываешь. А это еще хуже, понимаешь?
Лариса понимала. И поэтому опять не удержалась:
– Но если папа с мамой должны были… То почему мы с тобой Артурика так назвали?
– А как надо было?
– Ну… Артемом, например. То есть мне Артур очень нравится, в смысле, но оно же…
– Вышла бы за русского, назвала бы Артемом.
– А почему тогда не Айдаром? – пугаясь саму себя, спросила Лариса.
Вадик посмотрел на нее суженными глазами, собрал губы так, будто плюнуть хотел, но не плюнул, а просто сказал:
– Ладно. Пошел я.
– Вадик. Вадик, ну прости, я глупость сказала, сама не знаю, что несу.
– Знаешь ты все, – ответил Вадик с тоской и пробормотал что-то по-татарски.
– Ч-что? – растерянно прошептала Лариса.
Вадик посмотрел на нее, улыбнулся и повторил – видимо, то же самое.
Лариса виновато улыбнулась, помотала головой и сказала:
– Вадик, ну я же… Я же тебя не понимаю.
– А я тебя понимаю, – сказал Вадик. – Вот так и живем. Давай, побежал я, Юнус там истомился весь. Сегодня поздно буду.
Федоровы жили в длиннющей девятиэтажке в двадцатом комплексе: облицовка багровой плиткой, девять этажей, двадцать семь подъездов, улучшенный проект. Сильных улучшений Лариса не заметила: метраж федоровской трешки был, конечно, побольше, чем у вафинской, но в первую очередь благодаря бестолковостям типа большой «темнушки» и широкого коридорчика. Комнаты казались просторней в основном из-за нехватки мебели. На кухне, например, если не считать немолодого холодильника, только обшарпанный стол, табуретки и бормочущий радиоприемник. Посреди зала растопырился стол-книжка, обставленный разнобойными стульями, и больше ничего – ни люстры, ни «стенки» с хрусталем, ни ковров, ни чеканки на стенках, ни даже телевизора, – так что из углов то и дело вываливалось страшненькое эхо.