В основном Валерик норовил поделиться историями про службу. Служба у него была, на наш взгляд, не слишком интересной и сводилась, похоже, к тому, в чем он нас дрессировал, – одеванию-раздеванию, физкультуре да маршировке. Еще к сборке-разборке автоматов, но автоматов в «Юном литейщике», к сожалению, не было. Или к счастью. Умучил бы нас Валерик. Или грохнули бы мы его на фиг. Даже без патронов. Потому что задолбал. Даже меня – хотя он, как и Пал Саныч, ко мне и к Иреку пытался относиться нормально, на кулаки не ставил и вышучивать не пытался. Но от некоторых проще наезд выдержать, чем дружелюбие.
Наезд, впрочем, выносить тоже непросто. Сейчас, например. Валерик не собирался успокаиваться.
– Встали, – скомандовал он. – Ноги вместе, начинаем приседания. Пятки от пола не отрывать. Понеслась – и рряз. Вафин, я не понял, почему стоим?
– Я спать хочу, – угрюмо ответил я.
– Все спать хотят, – заверил Валерик, поигрывая цепочкой. – Все, кроме одного, который не хочет. А вы же отряд, да? Теперь целая дружина, да? Один за всех, да? Вот и приседаем – все за одного. Рряз, Вафин.
– Я не рряз, – сказал я, пытаясь задавить поднимающийся в животе холод.
– Вафин, сел, я сказал! – рявкнул Валерик.
Я пожал плечами и сел на кровать. Вокруг порхнули смешки, Вован не удержался в приседе и плюхнулся на пол задницей.
Валерик, не обращая на него внимания, прошагал ко мне и остановился в полушаге. Я смотрел на свои колени, но краем глаза цеплял и колени Валерика. Сравнение было невыгодным для меня – у него все загорелое, волосатое и в окружении мышц, а у меня дохлое, красное и в ссадинах – загар так и не липнет, сходит слоями кожи. Это неприятно, а то, что Валерик стоял слишком близко, – еще неприятнее. Хотелось отодвинуться, но кровать ведь заскрипит, да и вообще несолидно.
– Ты самый дерзкий тут теперь стал, Вафин, да? – ласково спросил Валерик.
Почему это стал, хотел спросить я, но промолчал, чтобы не выдать себя голосом. Страшно было, просто ой как.
– Ты знаешь, что я с тобой сделаю за это, Вафин, а? – спросил Валерик так же ласково и вдруг пнул по каркасу кровати с воплем: – А?
Меня шатнуло, пружины заныли. Я поднял глаза, пока они, как всегда, рыдать от обиды не начали, и громко сказал:
– Не знаю.
Валерик, кажется, на секунду растерялся, дернул головой и пообещал:
– Сейчас узнаешь. Ты встань, когда со старшим разговариваешь. Встать, я сказал!
Он снова врезал кроссовкой по кровати – так, что я чуть не слетел на пол. Я вцепился пальцами в сетку под матрасом, стараясь не жмуриться и не опускать голову, когда меня будут бить, убивать и делать что-то еще, что я сейчас узнаю себе на беду, страшную, но недолгую. И тут от двери сказали: