Федоров хмыкнул и ушел в машину, Полонский, покрутившись в молочном отделе, тоже. А Вазых с досады купил синюю курицу, в хлебном отделе – песочное пирожное, а в овощном – гроздь зеленых бананов деревянной твердости. Месяц в темноте шкафа полежат – созреют, Турик их обожает. А желтых в продаже не бывает, видимо, в принципе.
Насчет курицы Вазых сразу пожалел – скиснет ведь по дороге, к тому же когтистые лапы мгновенно прорвали оберточную бумагу и торчали так, что глядеть страшно, а в дипломат сверток явно не влезал. Вазых закинул курицу и бананы в багажник, сел в салон и сунул пирожное Виталию.
– На, хоть с чаем перекуси.
– Не хочу. Спасибо, Вазых Насихович, – негромко, но четко сказал Виталий и завел мотор.
Федоров с Полонским были поглощены злобной беседой про совещание – при этом оба сказали, что Вазых был молодцом и это воздастся. Вазых криво ухмыльнулся и выразил восхищение краеведческой образованностью Полонского, а тот признался, что писал диссертацию по передислокации и мобильному развертыванию производственных мощностей, да так и недописал, а материал какой-то запомнился, как и директорские рожи из газет и материалов съездов и симпозиумов.
От пирожного оба отказались. И водку пить не стали, хотя Федоров предлагал – явно для проформы. Вазых без аппетита сжевал кусок хлеба с плавленым сыром, от сала уклонился – поймав в зеркале непонятный взгляд Виталия, который, впрочем, упорно отбивался от любой еды.
Сало истребили Полонский с Федоровым и даже повеселели слегка по этому поводу.
Консерву и пирожное Вазых привез домой вместе с курицей и бананами.
3. Двадцать четыре ступени сверх
– Обход начинается с нулевой отметки, это вот здесь, – сказал Вазых, ткнув в схему завода на стене. – А, ну сейчас сам посмотришь. Пошли?
Виталий сосредоточенно кивнул и шагнул к двери, которая распахнулась, будто автоматическая. Запоздало постучав, в кабинетик вдавился Кошара, за которым маячил смутно знакомый суровый мужик с немодными бакенбардами. Кошара поспешно поздоровался с Вазыхом и Виталием, не позволив протиснуться бакенбардам, и сказал:
– Вазых, такое дело. Без тебя никак.
– Что опять? – спросил Вазых, машинально хватая телефонную трубку.
– Не-не, все штатно. Просто идея есть такая… Нет, с начала. Десятую печь вчера пробно запустили, знаешь?
– Еще бы, – сказал Вазых.
Про десятую печь знала вся литейка. Печь была знаменитая и злосчастная.
Корпус серого и ковкого чугуна строился под первый в Союзе законченный производственный триплекс, состоящий из дуговой электропечи плавки, индукционной печи выдержки и индукционного дозатора. Печей плавки было десять, одинаковых, американских, на пятьдесят тонн. Девять нормальных и сверхсовременных даже после семилетней эксплуатации и еще одна – десятая. Точно такая же сверхсовременная, но в нормы не лезущая категорически. Ни в какие.