Дурь вылезла не сразу. На приемке печь сработала образцово, затем долго ничем не выделялась. Через полтора года во время стандартной плавки вдруг ни с того ни с сего обломались сразу два погружных электрода – когда, казалось, ломать их было уже нечему, потому что крупные куски шихты успели потечь. Плавку прервали, электроды заменили, но покоя с тех пор не было. Электроды десятой ломались почти при каждой плавке, футеровка прогорала раза в два быстрее, чем у остальных печей. Снижение мощности до половины не помогло: огнеупоры летели, будто картонные, и датчики принимались истерически голосить о критическом состоянии стенок, шлак не наводился и не скачивался, чугун норовил уйти в отбел, в общем, все удовольствия жизни. Это если удавалось плавку запустить, потому что аварийные остановы у десятой случались тоже регулярно и в основном безо всяких поводов.
В итоге на печь почти официально плюнули, по возможности обходясь девятью нормальными. Возможности иссякли в рамках программы «Мустанг», которая второй месяц совершенно секретно ставила весь завод на уши. В ее рамках управления главного конструктора и главного технолога при поддержке НТЦ пытались продавить через Минобороны идею замены большинства стальных компонентов нового армейского грузовика «КамАЗ-4310» высокопрочными чугунными. Минобороны кривилось от недоверия и требовало обоснований. Дирекция готовила обоснования и устраивала гестапо всем заводам и управлениям. Чугунолитейка, выделенная из единого литейного завода как раз под перспективные программы, влетела по полной – с ее-то коэффициентом загрузки 0,4. Десант инспекторов и вгрызться в отчетность толком не успел, когда обнаружил, что одна из печей стоимостью более полумиллиона валютных рублей используется даже не на сорок, а в лучшем случае на десять процентов, к тому же до сих пор не подключена к АСУ ТП «Плавка», внедрение которой стоило немалых сил заводу, объединению и его кураторам, с большим трудом закупившим под это дело грандиозную американскую ЭВМ.
Начальство рявкнуло, ЧЛЗ вздрогнул и побежал выполнять. Десятую печь и ее трансформатор месяц вылизывали, оглаживали и пристегивали к единой системе контроля и локального управления, в прошлую среду, помолившись, опробовали. К счастью, у испытателей хватило ума загрузить печь по минимуму. Поэтому и ущерб оказался минимально возможным.
То ли сработали вылизывания и заклинания, то ли десятая ринулась за новыми ощущениями, но плавка прошла совершенно штатно. Шихта расплавилась, шлак навелся и убрался, подсадки зашли как надо, все это по командам с удаленного диспетчерского пункта, хотя половина смены толпилась вокруг с баграми и толкателями. Чугун благополучно слился в ковш. А вот ковш подвел. Вернее, кран, который должен был увести ковш и опростать его в печь выдержки. Ковш, рассчитанный на транспортировку пятидесяти трех тонн раскаленного металла, дернулся и завис в паре метров от десятой печи. На команды диспетчерской и кранового пульта он не отзывался, с самурайским спокойствием готовясь к смерти или долгому покою, который единственному ковшу чугунолитейки обеспечило бы застывание десяти тонн чугуна.