Виталик кивнул.
– Что ты киваешь тут, что улыбаешься? Я говорю – ты ни при чем, ребенок мой, а не твой, никаких тебе квартир и семейных преимуществ, сам придумывай, что делать, понял?
– Понял, понял, – сказал Виталик покладисто. – Айда уже в кино.
– Как местный заговорил, – отметила Марина неодобрительно. – Айда. Сам айда. Не хочу я в кино.
– А куда хочешь? – спросил Виталик кротко. – Кафе, ресторан, на концерт?
– Да откуда у тебя деньги на рестораны и концерты? – спросила Марина со смехом. – Миллионером заделался. Ты сперва образование получи и спецовку смени на что-нибудь. Айда.
– Ага, – сказал Виталик. – А потом? Можно уже будет рот открывать, да?
Марина кивнула, потому что поняла, что первое же слово опять обернется буйным ревом, – только стиснутые зубы спасали от пляски святого Витта.
– Понял, не дурак, – сказал Виталик, вставая. – А в кино точно не пойдешь?
Марина мотнула головой. С ресниц сорвалась пара капель, но Виталик, кажется, не заметил.
– Ладно, – сказал он. – Ладно.
И ушел.
Ну и пусть, подумала Марина зло.
Честно говоря, она ждала, что он вернется сразу. Потом ждала, что он вернется вечером. Потом ждала, что он вернется завтра, или послезавтра, или когда-нибудь.
Ждала.
Верила.
Плакала.
Молилась.
Это ничего не изменило.
5. Предкровавое воскресенье
– Все, Гаврилов, достукался, – сказал Дементьев, чересчур грозно щурясь и по-тараканьи поигрывая усами. – В УВД тебя вызывают. Два раза уже звонили, говорят, немедленно. Будет тебе кровавое воскресенье с опережением плана, восьмого января вместо девятого.
Стас неуверенно улыбнулся, кивнул и встал с табурета, на который едва успел опуститься, чтобы накатать кратенький рапорт об итогах дежурства. Он ждал вызова еще пару дней назад или хотя бы вчера.
Сразу-то никто не понял, какая добыча им досталась. Потом до штаба БКД дошли сведения о том, как вся милиция района и города ходит на ушах оттого, что наконец-то появилась реальная зацепка в глухом деле об убийстве капитана Хамадишина. Твердая, острая и блестящая. И все благодаря скромному и. о. замначальника объединенного штаба БКД кузнечного и литейных заводов Стасику Гаврилову.
Вот с тех пор, как слухи дошли, скромный и. о. и ждал, пока его затребуют к следователю, которому явно нужны подробности и обстоятельства сверх указанных в устном рапорте и письменном объяснении. Причем нужны давно: паренек с ножом хоть и выглядел хищно, но был явно несовершеннолетним – если, конечно, не происходил из породы карликов либо белокожих пигмеев, – а несовершеннолетних в КПЗ долго не помаринуешь. Стас даже начал беспокоиться, не выпустили ли парнишку от греха – ну и чтобы отследить его связи, как в детективах советуют. Совет обоснованный, кто спорит, но лично Стасу такой поворот не понравился бы. Во-первых, он знал, что отслеживать связи подозреваемого, тем более конторского подростка, удобно в книжке про инспектора Лосева, но никак не в настоящей жизни. Во-вторых, было у Стаса подозрение, что если вышедший на волю паренек и воспользуется асоциальными связями, то лишь для того, чтобы отомстить тем, кто задвинул его в КПЗ, – то есть дерзкому пацану с поставленным ударом, смело комбинирующему телягу с кроликовой шапкой, и патрулю БКД. Причем пацана поди найди, а бэкадэшники вот они, как на ладошке.