– Почему? Это же рок, а ты вроде…
Я застонал совсем выразительно и принялся крутить колесико дальше. Папа кивнул и принялся скрежетать о доску. Сквозь шорох протиснулась какая-то классическая музыка, красивая – вальс, кажется.
– О… – сказал папа. – Погромче… Сделай…
Я выкрутил колесико до упора, папа довольно буркнул и продолжил чиркать по дереву, подстраиваясь под ритм. Ум-ца-ца, ум-ца-ца.
– Пап, я тебя люблю, – пробормотал я, тоже подлаживаясь под ритм, чтобы он не услышал, и сильно зажмурился, выдавливая слезы. Замерзнут еще, глаз потом не открою.
Папа не услышал, а слезы не выдавились и, кажется, замерзли. Во всяком случае, глаза больше не открылись.
Потом открою, подумал я.
А пока просто посижу с закрытыми глазами – и пусть музыка играет, а папа чиркает.
Он чиркал, а музыка играла, все тише и все хрипатей, а потом стихла.
Потом все стихло.
Надо было сразу звонить в приемную, а Виталик потратил кучу времени, сперва долбясь по прямому телефону – чуть ухо и пальцы себе не отморозил в застуженных будках, – потом на поездку в дирекцию. Решил, что, если явится пред ясны очи Федорова, все решится раз и навсегда: Федоров выслушает, Федоров поймет, что Соловьев ни в чем не виноват, а те, кто мог сказать обратное, больше не могут, – и Федоров вернет Соловьеву отобранное и додаст обещанное. Руку поддержки, квартиру и рекомендацию не в службу контроля качества, так в комитет комсомола объединения.
На остановке Виталик вымерз. Автобусы не то чтобы не ходили – для них просто не осталось места. По Первой дороге бесконечной парой эшелонов шли, урча, подмигивая лупоглазыми зелеными мордами и заволакивая все вокруг сизым выхлопом, тентованные «сорок три-десятые». Значит, главный конвейер наконец двинулся, поспешно забил площадку готовой продукции, а ОТК и военная приемка работали всю ночь – и к обеду отпустили заказчику партию как минимум в пятьсот машин, пусть и не нового образца.
Водилы, томившиеся по общагам и гостиницам почти неделю, дождались.
И Виталик дождался: автобус прощемился к остановке сквозь цепочки «сайгаков» минут через двадцать и отчаливал минут пять. Через пару километров пути общественного и грузового транспорта разошлись, но бесконечная зеленая цепочка еще долго ползла по снежному горизонту.
В дирекцию удалось пройти без проблем, спасибо «вездеходу», который Виталик просто не сдал, а Федоров, естественно, это дело не отследил. Будет ему наука, подумал Виталик почти весело.
Оказалось, что не будет. Ни ему и никому.
– А Федоров уехал, – сочувственно сказала тетка в приемной технического директора. – Совсем. Вы разве не знаете? По заводам уже объявили. Перевели Петра Степаныча в распоряжение Минавто, скорее всего, в Белоруссию отправят.