— Скучно мне будет без тебя, — сказал Коля, не глядя на девочку.
— С чего бы тебе скучать, ребят-то вон сколько вокруг.
— Должно быть, с тобою интереснее. Улыбка у тебя не как у всех.
— Иногда буду приходить мать наведывать и тебя увижу. А ты все новости запоминай, потом мне расскажешь. И взрыватели разные не разбирай.
— Ладно.
— Ты иди домой и не оглядывайся, а то мне как-то неловко становится, когда ты на меня гладишь.
— Ладно, — после некоторого раздумья согласился Колька. Лида работала в колхозе, отвозила на быках зерно от комбайна. Из бункера оно само насыпается в ход, а уже на юку его сначала пересыпают меркой в «центнерный» ящик, потом взвешивают и высыпают в ворох. С весов помогают снять ящик, остальное нужно делать самой. И так с раннего утра до темноты: к комбайну и обратно. Уставала так, что вечером и «на улицу» идти не хотелось. Вставать надо рано, с восходом солнца.
По вечерам на берегу Паники, у самой воды чудятся глухие удары. Говорят, это фронт слышится, он не так уж и далеко.
Как-то с дедом перелистали имевшиеся в доме учебники и другие книги. Отобрали те из них, где были портреты Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, других вождей, решили книги сложить в ящик и закопать в саду.
— Немцы придут, за эти картинки к стенке поставят, — говорил дед.
— Да не придут они сюда, — возражала внучка. — Знаешь, сколько военных в Батурино было?
— Дай-то бог. Прут-то немцы вон как, удержу на них нет.
— Медом откупимся, — подает надежду бабушка.
— Отберут без выкупа. Я немцев по первой мировой войне помню. Грабить они мастаки.
Наутро дед отрыл под старой грушей щель, перекрыл ее жердями, плетнем, сверху засыпал землей.
— Наше бомбоубежище будет, — пояснил он. — А ежели немцы надолго здесь задержатся, будем жить в погребе.
Ночью дед на тачке повез большую и малую молочные фляги с медом на берег Паники. Он заходил в воду по самый подбородок и опускал их на дно в ил. Свой неприкосновенный запас Дмитрий Карпович хранил с начала войны.
— Если немцы не найдут фляги, зимой большую в колхоз сдадим, а малой сами попользуемся, — сказала бабушка Лиде. — А ты молчок, никому ни слова. Ты думаешь, немцы не придут, а ведь наши квартирантки еврейки уехали куда-то на второй день после бомбежки Батурино. А девки-то знали, кто они такие, эти фашисты.
Вернулся с фронта по инвалидности дядя Иван Дмитриевич. Пробили ему вражеские пули ногу, живот, а разрывная — правую руку. Если первые две особого вреда здоровью не нанесли, то последняя скрючила пальцы, подтянула вовнутрь ладонь. Писать пришлось учиться заново левой рукой, получалось хуже, чем у первоклассника. Уже на третий день его пребывания дома пришел посыльной из райкома партии. Предложили пост председателя райисполкома.