— Странно, — высказался Димка, — такие тюхи-матюхи, а могут совершить побег, куда им…
— Ты помнишь слова русской песни:
Старый товарищ бежать подсобил,
Ожил я, волю почуяв.
Но не каждый, наверное, способен совершить побег, и не все, вероятно, к этому стремятся.
В отдельный вагон поместили восемьдесят женщин. По виду они мало чем отличались от заключенных мужчин, такие же согбенные, серые. Несмотря на запрет, перед посадкой и после люди все время негромко переговаривались — слышались приглушенные голоса.
В одном двухосном вагоне разместили склад продовольствия для конвоя, во втором для заключенных, третий оборудовали под кухню, а четвертый числился в качестве санитарного. Первые три были размещены в голове, а санитарный — в хвосте поезда.
В полночь посадка заключенных была завершена и битком набитый эшелон сразу же пошел на восток.
Первую караульную смену Вадим и Димка отстояли на тормозной площадке последнего санитарного вагона. Задача не сложная: вести наблюдение за полотном железной дороги, чтобы своевременно обнаружить на шпалах и насыпи беглецов, а также охранять эшелон от нападения с хвоста поезда. О всем необычном, подозрительном, появлении авиации противника докладывать начальнику караула по телефону. При обнаружении побега останавливать поезд стоп-краном.
Стояла ночь. Звезды скрылись за сгустившиеся тучи, лишь по горизонту небо на западе высвечивалось узкой полоской. Заморосил мелкий дождик, потянуло прохладой. Мелькание уходящих мокрых шпал быстро утомляло. Гимнастерки согревали слабо. Вадим наблюдал по ходу поезда за правой стороной движения, Дмитрий за левой. Телефон звонил каждые десять минут. Один и тот же вопрос: «Как дела?»
Эшелон шел уже несколько часов, лишь один раз останавливался на каком-то разъезде, все станции проходил на полной скорости. Даже Поворино, большой железнодорожный узел, не стал исключением. Паровозы менялись только ночью. Подолгу могли стоять лишь на разъездах, пропуская один за другим встречные поезда.
Вести наблюдение оказалось непривычно утомительно, и когда все окончательно надоело, Вадим неожиданно заметил продолговатый предмет, который быстро растворился в темноте ночи. Он бросился к телефону и сообщил об этом начальнику караула. Командир взвода, а он был карначом, довольный результатом, поблагодарил красноармейцев.
— Молодец, Бодров. Это была проверка вашей бдительности.
В приподнятом настроении закончили первую смену боевой службы.
Третью ночь в пути вновь эшелон охранял караул от третьего взвода. На своем, уже ставшем привычным, месте «два ка» сменили предшественников в полночь на разъезде. Луна только что зашла за горизонт, но чистое, умытое дождями звездное небо призрачно освещало землю. Эшелон перевалил за Урал, шел по равнине, попадались перелески, кустарник, широкие прогалины. Бойцы раскатали шинельные скатки, оделись. Зябко. Димка предложил затянуть казачью песню, чтобы веселее было. Но Вадим помнил, как друг пел на одной ноте любую песню, и напарника не поддержал. Чтобы не обидеть, отговаривал: