Контролёр выдохнул, и картины пропали. Детёныш по-прежнему стояла перед ним, смущенно улыбаясь и глядя прямо на него. Руки перебирали верёвочный поясок куртки, а капюшон уже сполз на спину, и ветер ерошил пушистые, цвета ореховой скорлупы, волосы, выбившиеся надо лбом из увязанной простым шнурком косы..
— Как давно ты лечишь, Ксана? Зачем это тебе?
Её лицо стало растерянным.
— Ну… я не знаю, зачем… Просто… если могу — чего же не помочь? Я и с Острозубом так познакомилась — ещё давно, когда мама жива была. Его соперники порвали, когда он за место вожака бился. А я его вылечила. Как-то у меня так получается — знать, какие травы надо использовать, чтобы лечить. И когда использовать… А потом, когда мама пропала, Острозуб меня в Стаю принял. Он всё-таки стал её вожаком. Потом меня нашёл сталкер Жаба, забрал к людям и стал моим тато. — Ксана чуть пожала плечами. — А почему я и людей стала лечить? Ну… оно как-то само… Жалко же… их всех… Глупые они, лезут, куда не надо…
— Говоришь, Жаба?.. — контролёр призадумался. Это имя было знакомо ему. Точно знакомо. Ещё немного покопаться в бездонной памяти и…
Он вспомнил.
…Ему иногда казалось, что самым близким словом, описывавшим его жизнь, было слово «слух». Чужие мысли сначала именно слышатся. Как шёпот, как возглас, как крик. Это уже потом над словами чужих мыслей начинал сначала исподволь, а затем всё громче, довлеть его собственный голос — ровный, тяжёлый и монотонный. Сначала он слышал их, неразумных, они сами выдавали себя, и лишь затем попадались уже накрепко.
Он слышал многое. Слышал жалобы, вопли злобы, страха, отчаяния, голод, брань. Иногда — слова чужой матери, много лет назад гладившей по голове своего детёныша, выросшего после в глуповатое и опасное животное, ржущее над шуткой такого же зверя. Звери звали себя иногда «люди», иногда «мужики», иногда «сталкеры». К их мыслям он привык. И даже со скукой уже вторгался в их головы, оглушал одним словом, заставляя забыть всё и всех. Поначалу он никогда не отпускали их, если случалось встретиться на узкой дорожке. До того памятного случая…
Тот человек был не похож на других. Невысокий, плотно сбитый, с крупным лицом, и уже сильно видевший жизнь. Контролёр сразу увидел его — человек шёл, не прячась. Толстые ноги в резиновых сапогах проворно месили грязь раскисшей колеи. Топ да топ… Вот он перешел вброд громадную лужу, вот вспрыгнул на камень, смешно взмахнув короткими руками. Когда до человека оставалось уже всего-ничего — метров 50, контролёр глубоко вздохнул и на мгновение зажмурился. Зрачки тусклых пристальных глаз превратились в колодцы, и взгляд обрушился на человека, как рухнувшая стена. Остановись!.. И человек замер.