— Уже кое-что. Запомните этот момент как начало вашего пути глупости и безрассудства и постарайтесь вынести из этого хоть какой-то урок.
— Но все же закончилось хорошо, — Тонкс успела задремать, пока ждала моего возвращения.
— Вот именно. Подобная глупость должна была быть наказана соответственно проступку, а Директор наоборот поощрил вас, вы полагаете, это правильно?
— Спасение Гермионы было неправильным поступком?
Северус Снейп замолчал, как и все в гостиной, обдумывая, не прекратить ли эту бесполезную беседу и перейти к первоначальной задаче?
— Дело не в этом, а в ваших действиях. Напрягите свой мозг первогодки и скажите, что вы с Уизли сделали неправильно.
— Мы должны были поставить учителей в известность, о том, что одна из учениц пропала и сказать, где она могла бы быть. Только после этого бежать спасать Гермиону.
— Удивительно, как вы умудряетесь сделать правильные выводы и при этом быть настолько тупым гриффиндорцем.
Тонкс закатила глаза, но ничего не сказала. Она больше слушала, боясь нарушить что-то витающее в воздухе. Чуть раньше, пока профессор уезжал по делам, я в один момент поинтересовался, почему она решила обратиться именно к нему. На что получил ответ, что он в долгу перед Андромедой и если бы Тонкс нуждалась в помощи, она могла бы обратиться к нему. Что собственно и произошло. Отказаться дядя Северус возможности не имел. То, что придется опять нянчиться с Поттером, причем в прямом смысле этого слова, зельевар явно не ожидал. Радости на его лице не было точно. Тонкс пришлось очень долго взывать к его терпимости, объяснять что, собственно, тут происходит и как следует реагировать. Первое время получалось плохо и было больше жалоб, чем помощи. Также оставались предложения запихнуть меня в какую-то Мунгу, якобы это помогло бы мне выздороветь, но, по всей видимости, домашний уход и два не слишком квалифицированных медика справятся лучше, чем специально подготовленные для этого люди. Удивительно, как я сам тогда не сбежал из дому и не отправился искать эту больницу.
Наверное, потому что мне было плевать. На будущее, на здоровье, на профессора и то, что он пытался в меня вдолбить за очень короткий срок. Не было четкого представления о собственной личности, возрасте, характере, словно я чья-то записная книжка, с редкими записями.
В доме мы жили втроем, и подвергать огласке мое нынешнее положение было опасно. Почему? Никто не говорил. Больше было разговоров за глаза, шепот, доносившийся до меня во время самостоятельных занятий. Могу ли я вообще доверять этим людям?