Таким образом время от времени ею достигалось внутреннее равновесие, согласие с собой, вернее, своего рода сделка, ибо любви к себе она практически никогда не испытывала.
Закончив уборку, Ольга только прилегла на диван, пытаясь сосредоточиться, как раздался телефонный звонок, пронзительный, междугородный.
— Курск на проводе, ждите.
Она выключила проигрыватель. «Светка, что ли?» — успело промелькнуть в голове.
— Оля, здравствуйте, это Кира Петровна, мама Светланы.
— Добрый день.
— Как у Светы дела? Вы давно ее не видели? Я так волнуюсь! Квартирная хозяйка сказала, что она в командировке, но от нее больше трех месяцев ни звонков, ни писем.
— Успокойтесь, Кира Петровна, вы же знаете, Светка терпеть не может писать письма. Как только я что-то узнаю, сразу вам сообщу.
— Оля, очень вас прошу, запишите, пожалуйста, телефон моей подруги, она мне все передаст.
Ольга записала номер, попрощалась, и смутная тревога, передавшаяся, видимо, от волнения Киры Петровны, всколыхнулась в ее душе. «А действительно, где же все-таки Светка? Где?»
Она прилегла на подушку, закрыла глаза и представила себе подругу, в умопомрачительном наряде разъезжавшую в иномарке с поднятым верхом. За рулем почему-то сидел Игорь, а дядя Паша бежал рядом и что-то кричал. «Почему так?» — мелькнуло как в тумане, и сладкий спасительный сон накинул на нее свое покрывало.
* * *
На следующий день, ровно в десять утра. Ольга была в издательстве. После обеда предстояла встреча с автором, и надо было серьезно к ней подготовиться, просмотреть еще раз рукопись и свои замечания.
— Боже мой, Оленька Михайловна, — встретила ее восторженная Елена Павловна, — вы прекрасно выглядите. Наверное, от общения с молодежью, это так тонизирует. Как свадьба?
Елена Павловна, или «божий одуванчик», как многие звали ее за глаза, приходила в издательство настолько раньше всех, что никто не мог бы сказать, когда именно. До обеда она бегала по редакциям, собирая новости, в обед делилась ими с коллегами в своей комнате и только к концу рабочего дня приступала к своим непосредственным обязанностям. И когда все расходились по домам, ее круглая голова с седым пухом, как у одуванчика, все еще маячила за столом в желтом свете настольной лампы. Когда она уходила домой, тоже было загадкой. Поэтому неудивительно, что то одного, то другого сотрудника посещала одна и та же забавная мысль: а вдруг она живет в издательстве? Спит на своем столе, и все тут?
— Да нет же, что за фантазии, говорю вам, она живет дома, — басила Искра Анатольевна, зав. редакцией, желая пресечь насмешки в адрес «Леночки», с которой проработала бок о бок четверть века. — Просто она одинокий человек, и на работе ей лучше, чем в своей отдельной квартире.