Помещение приспособили под склад алкогольной продукции, где к охране допустили только доверенных лиц, и я оказался лишним. Пришлось оставаться сиделкой у неугомонной внучки. Занятие для здорового мужика не очень подходящее. Но что делать? Зять-капитан зачастил по длительным командировкам, из которых приезжал с ворохом подарков и с тем же запахом дорогого коньяка и апельсинового сока. В то же время я знал, что в их когда-то сверхсекретной части уже полгода как не платят зарплату.
Странные были командировки. Уезжая, он никогда не надевал офицерской формы: великолепный красный пиджак с фирменными джинсами, на шее литого золота цепь, на которую можно сажать средних размеров пса.
Я как-то поинтересовался у дочери, почему он не носит форму, ведь офицер же. "Так надо! – сказала дочь. У них в части многие так уезжают в командировки…"
Надо же! Денег нет, а золото на шее!
В то время новые власти науськивали народ против армии, в телевизоре офицеров поднимали на смех, предлагали физическое насилие над ними: избивать, забрасывать камнями. В это трудно поверить, но криминальные власти явно опасались военного переворота. Был, при не совсем ясных обстоятельствах, убит в своей постели неугодный режиму боевой генерал Рохлин, поэтому с офицерами всякое могло случиться.
На том я и успокоился: бережёного Бог бережёт, а не бережёного кулак стережёт, как говорили мои монтажники.
Однажды зять долго отсутствовал. Моя дочь пошла в часть, спросить о муже, но там добиться чего-то вразумительного ей не удалось – военная тайна!
Через полгода, в сумеречное осеннее время, наш капитан прибыл из "боевого" задания. Красный пиджак порядком потрёпан, рукав у плеча красовался оранжевой шёлковой подкладкой, на шее вместо золотой цепи бугрился багровый след, но глаза весёлые, и тот возбуждающий запах коньяка; но теперь в воздухе витал не апельсиновый сок, а ещё и хороший крепкий кофе.
На вопрос: "Где пропадал?", зять, расстегнув пиджак, вытащил на свет Божий короткоствольный, с небольшим раструбом на стволе, автомат Калашникова, молча отстегнул рожок с патронами и положил "калаш" на чистую белую скатерть обеденного стола, звякнув откидным прикладом.
– Вот! – сказал он, подкинув в ладони ребристый окатыш пехотной гранаты. – Дела задержали!
Я с испугом увидел, как, побледнев, дочь хотела подняться со стула, но, ухватившись за спинку, стала медленно сползать на пол, да и у меня тоже по спине побежали мурашки.
– Ты что, с ума сошёл? Откуда? – я указал на стол.
– Оттуда! – неопределённо махнул рукой зять. – Башли делал! Вот! – он расстегнул на широком поясе пузатую кожаную барсетку и вывалил на стол рядом с автоматом пухлую пачку зелёных бумажек, видеть которые мне приходилось не часто.