– Лови! Оп-па! – и кинул согнутому в уважительном поклоне аксакалу, который, тут же выпрямившись, изготовился поймать.
Мотоцикл взревел, буксанул задним колесом, выбрасывая из-под себя мелкие камешки, и рванул вниз по склону – прочь из проклятого кишлака, где полегли их товарищи, не дожив до первой настоящей любви.
За спиной, сквозь свист ветра в ушах и тарахтенья мотора сухо громыхнуло – так иногда в солнечный день громыхнёт на безоблачном небе, и ни одной дождевой капли, только оглушительная тишина.
Дороги в Афганистане вымощены самой природой, а природа, как известно, слепа. Под колёса мотоцикла попадали, кажется, самые крупные камни, и люльку подбрасывало так, что находившийся в ней лейтенант всё норовил выскочить на дорогу, и Гоге приходилось одной рукой попридерживать страшный в своей сути мешковатый шерстяной куль.
Каждая дорога в мире где-нибудь да кончается.
Ехали быстро, но долго.
Гнали мотоцикл на всех газах, боясь нарваться на автоматный ливень из засады, или на одиночный выстрел охотника с гранатомётом. Но дорога по обе стороны была просторной и открытой со всех сторон, так что спрятаться в секрете невозможно никакому бородачу.
13
Ехали быстро и влетели в самый что ни на есть тупик.
Военный аэродром и расположенный здесь же, обочь лётного поля, палаточный городок советской части охранялся в два эшелона – по внешнему периметру охрана велась Народной Армией Афганистана, внутренняя же охрана осуществлялась собственными силами десантного полка, в котором и служили два товарища с библейскими прозвищами – Гога и Магога.
Над блокпостом, сооружённым из массивных бетонных брусьев, подбитым крылом, пытаясь отмахнуть от себя сущее пространство, трепыхался чёрно-красно-зелёный государственный флаг Афганистана.
Въезд на охраняемую территорию преграждал сваренный из труб полосатый шлагбаум, за которым перепоясывала дорогу широкая транспортёрная лента, унизанная стальными шипами-заточками, что говорило о строгом пропускном режиме.
Магога чуть не сбил рулевой колонкой кинувшемуся ему навстречу солдата дружеской армии с лицом тёмным, как голенище кирзового сапога, и раскрытыми – то ли для братских объятий, то ли загораживая дорогу – руками.
Двое других, видя на мотоцикле советских бойцов, продолжали стоять за шлагбаумом, спокойно лузгая то ли семечки, то ли калёные на огне земляные орешки арахиса.
– Парол! – крикнул тот, с тёмным лицом и распахнутыми руками труднопроизносимое слово.
– Сим-Сим, твою мать! – злобно оскалясь, соскочил с заднего сидения Гога и сдёрнул шерстяное, в крупную жёлтую клетку одеяло с лица своего командира, лейтенанта советских десантных войск, Витька, мальчишку с тамбовской рабочей окраины.