— Папа, — сказал вдруг негромкий голос.
Николай Кондратьевич и Сергей обернулись. В нескольких шагах от них, возле открытой калитки, стояла Лида. Ее изрезанная ночная рубашка висела клочьями; в прорехах были видны глубокие, неестественно-бескровные раны от осколков. В руках она держала пистолет обезглавленного всадника и целилась в Лыткарева.
— Положи ружье, папа, — сказала она. — Пожалуйста.
— Ты что же, собираешься в меня стрелять? — невесело усмехнулся Лыткарев.
— Я люблю тебя, папа! — воскликнула она прерывающимся голосом; если бы она могла, она бы заплакала. — Но ты не знаешь, каково это — умирать. Я не хочу умирать снова! Они убьют меня, пожалуйста, не заставляй меня стрелять!
— Даже если б я тебя послушал — думаешь, на этот раз они бы мне простили? Ты хочешь, чтобы из меня сделали донора?
— Нет, папочка, нет, они не сделают, я упрошу их, я буду умолять, они должны понять, что это моя заслуга, они не могут не учитывать, и им нужен учитель, только, пожалуйста, ПОЛОЖИ РУЖЬЕ!
— Лида, Лида, — вздохнул Лыткарев. — Что они с тобой сделали. И с нами со всеми.
Она опустила пистолет, вздрагивая от своего беззвучного, бесслезного плача.
— Прости меня, папа, — сказала она. — Ты прав. Они не станут меня слушать. Не хочу, чтоб ты мучался! — она вскинула пистолет и выстрелила почти в упор.
Тяжелый удар в грудь отбросил Николая Кондратьевича назад. Но, уже падая, он успел в последний раз нажать на спусковой крючок. Два ствола жахнули одновременно, снося Лиде верхнюю половину черепа.
От ее лица остались только губы и подбородок. Что-то скользкое и дурно пахнущее шмякнулось на щеку Сергею. Рука, державшая пистолет, разжалась, и оружие выпало на асфальт. То, что было некогда Лидой, растопырив руки и отвратительно дергаясь, медленно побрело по улице Ленина — мимо шарахнувшегося в ужасе Коржухина, мимо расступавшихся игнатьевцев, в сторону центра.
Надо отдать должное Сергею — он пришел в себя раньше, чем его враги. Он нагнулся и схватил ружье, одновременно засовывая руку в карман мертвого Лыткарева. Но там больше не было патронов. Тогда Сергей схватил пистолет, оброненный Лидой.
— Назад, суки! — заорал он страшным голосом, седлая велосипед, и выстрелил в первого попавшегося. Вооруженный лопатой дедок, как видно, рассчитывавший на последний шанс заработать бессмертие, согнулся и упал на колени, прижимая руки к окровавленному животу.
Сергей мчался по улице, изо всех сил работая педалями. Левой рукой он держал руль, а правой стрелял по тем, кто пытался преградить ему дорогу. Не все выстрелы вышли столь же меткими, как первый, но, похоже, должный эффект они производили. Однако настал, разумеется, момент, когда обойма опустела.