– Нет. Они решат, что мне не все равно.
– Неправда. Послушай, если он тоже придет…
– Не придет, – перебила Анна, почувствовав, как у нее перехватило дыхание при этой мысли. – Исключено. Он слишком высоко забрался.
– Значит, еще меньше поводов не ходить. Хочешь быть Арнольдом и гадать, как сложилась бы твоя жизнь, если бы ты не боялась? Тот концерт на выпускном и их подлый розыгрыш… ты ведь больше не виделась с ними с того дня?
– Да.
– Так разруби наконец этот узел. Встреть врага лицом к лицу. Иначе страх так и будет тобой властвовать.
– Ого! – воскликнул Дэниел, сел и посмотрел в окно.
Анна и Мишель обернулись и увидели на тротуаре хохочущего мужчину средних лет. Спустив брюки и трусы до коленей, он смотрел на кого-то через плечо.
– Извращенец, – фыркнула Анна.
– Точно, – согласился Дэниел.
Они наконец заметили вдалеке компанию и вспышки мобильных телефонов.
– По-моему, он показывает зад своим дружкам, а нам просто достался побочный эффект, – заметила Мишель.
Мужчина потерял равновесие и качнулся вперед, звучно стукнувшись о стекло.
– Так, так, так! – Мишель быстро поднялась, подошла к окну и постучала в стекло костяшками пальцев. – Оно стоит пять штук, приятель. Пять штук!
И тут мужчина со спущенными штанами внезапно осознал, что из-за стекла на него смотрит женщина. Он завопил и пустился прочь, подтягивая брюки на ходу.
Анна и Дэниел, пьяные и ослабевшие, чуть не упали со смеху.
Мишель вернулась, плюхнулась на кушетку и закурила новую сигарету.
– Объясни тем ублюдкам, что ты про них думаешь, Анна. Я серьезно. Покажи, что ты не боишься. Что они не вышибли из тебя дух. Почему бы и нет? Если будешь прятаться, так и проведешь всю жизнь, боясь пустого места. Не позволяй страху победить.
– Сомневаюсь, что я смогу… – ответила Анна, перестав смеяться. – Честное слово, сомневаюсь.
– Именно поэтому ты и должна пойти.
В пустом офисе, где царила невероятная тишина, Джеймса атаковал липкий запах разлитого пива. Вонь исходила от опрокинутых пивных стаканов, которые накануне играли роль кеглей. Уборщица уже начала сражаться с хаосом, учиненным распоясавшимися творческими личностями, безмолвно давая понять, что именно входит в круг ее обязанностей. Уж точно не пьяные игры, введенные в обиход выпускниками североамериканских колледжей.
Едва Джеймс успел рассердиться на эту «итальянскую забастовку», как гнев сменился угрызениями совести. Менеджер Гаррис принимался ругаться с уборщицей всякий раз, когда их пути пересекались, и Джеймс искренне не понимал, как у него хватает совести. Спорить с ровесницей твоей матери, которая носит мешковатые лосины и вытирает пыль со столов, чтобы заработать на жизнь… Или ты смущенно благодаришь и оставляешь ей на Рождество шоколадного оленя и двадцать фунтов – или ты просто мерзавец. Впрочем, Гаррис и был мерзавцем.