Утратила она ее потому, что я пробрался в разум и побывал в ее теле. Я обменял свою душу на ее — и неважно, настолько рьяно она пыталась отрицать это. Неважно, насколько сильно я отрицал это. Мы были связаны.
Повязаны.
Переплетены.
Каким-то непостижимым образом она пробралась в мое покрытое броней сердце. Она ослабила меня, но эта слабость работала в двух направлениях.
Я чувствовал ее каждой клеточкой своего тела. Я слышал ее страхи, пробовал ее слезы, и каким-то образом, я прекрасно знал, как она отреагирует.
Я не позволял никому иметь надо мной такую власть, кроме Жасмин. Даже с Кесом нас не связывали такие тесные взаимоотношения.
У этой странной связи было имя.
Я называл ее своей болезнью.
И мне становилось только хуже, когда я находился в непосредственной близости к Ниле.
Я желал ее до безумия. Я бы сломал нас обоих этим неудержимым желанием, пока бы подошло время выплаты новых долгов.
Я не думаю, что она поверила мне, когда я сказал, что мы по-настоящему облажались. И не только из-за моего отца и того, что он бы сделал с нами, если бы узнал. Загвоздка была во мне самом.
Из-за моего состояния.
В тот момент, когда я оставил ее на крыльце, я уже знал, что она убежит. Понимание отдавалось в моих костях, делая это сложившимся фактом, нежели предположением.
За тот промежуток времени, что у меня заняло добежать до комнаты и сменить костюм для верховой езды на черный спортивный костюм, она убежала.
Сжимая яростно кулаки в прохладе утреннего воздуха, что окружал меня, я улыбнулся. Подлинной улыбкой. Прошло бесконечное количество времени с тех пор, как я мог расслабиться настолько, чтобы обнажить истинные эмоции.
Так же как сочувствию и состраданию был закрыт доступ в перечень моих качеств, в то же время это ощущалось как нечто непорочное и высекало яркую искру в моем лишенном жизни сердце. Я не желал испытывать подлинных чувств по отношению к чему-то или же кому-то, потому что эту слабость с легкостью могли развернуть против меня.
Наилучшим вариантом для меня было ненавидеть всех и вся. Чтобы иметь возможность скрывать свои истинные желания даже от самого себя.
Ощущение предчувствия другой охоты заставило мою кровь загустеть и разлиться по венам приятным жаром.
Ее крошечные отпечатки ног оставили за собой следы, которые были словно манящие крошки. Трава, покрытая влагой от утренней росы, была примята в том месте, где она наступала на нее.
Я иду Нила.
Точно как и прежде, я преследовал свою добычу. Но разница между этой охотой и той, что была ранее, была в том, что на сей раз она желала, чтобы я ее преследовал. Я прекрасно осознавал, что она жаждет, чтобы ее отыскали. И я прекрасно знал, что она наслаждалась игрой в кошки-мышки так же, как и я.