Эти каморки строились для особых узников, которых не удержишь в простой яме.
Даже простой самурай, чья сила крови иногда позволяла небольшие всплески магии, без блокаторов был способен играючи вырваться из ямы. Что же говорить о высокорожденных? Таких, как Акио Такухати.
Единственный узник императорской тюрьмы сидел в углу, откинувшись на стену и прикрыв глаза. Его мощные запястья охватывали две полосы из тусклого темного металла. Толстая цепь тянулась от этих полос к вмурованному в стену металлическому кольцу над головой повелителя Эссо.
Блокаторы. Страшное оружие, способное любого высокорожденного превратить сначала в обычного человека, а потом в безумца.
Выкованные из темной руды, закаленные в водах проклятого источника браслеты надежно запирали магию внутри самурая. Сила просилась наружу, требовала выхода и, не найдя его, сжигала своего носителя. От трех до шести месяцев в браслетах было достаточно, чтобы сойти с ума.
Со стороны могло показаться, что повелитель Эссо спал, но звук шагов, а потом и звон ключей заставили его чуть приоткрыть глаза и повернуть голову. На бесстрастном высокомерном лице пленника появилась презрительная усмешка, когда он увидел входящего в камеру человека.
— Снова ты?
— Снова я. — Верховный главнокомандующий Благословенных островов аккуратно прикрыл дверь и уставился на своего соперника немигающим взглядом.
Вид поверженного даймё доставил сёгуну определенное удовольствие. Но торжество не было полным. Такухати держался слишком самоуверенно. Так, словно не признавался прилюдно в измене, не отдался добровольно в руки службы безопасности и не сидел теперь в блокаторах, полностью в его власти.
Такухати — цепные псы Риндзин, проклятая семейка. Сколько сил ушло, чтобы рассорить отца этого наглого щенка с императором и удалить его от двора. И позже, когда верховная власть полностью перешла в руки Ясукаты, север оставался непокорным, опасным. Эссо не бунтовал в открытую, как южане, но Шин всегда помнил: чуть что — северяне не погнушаются ударить в спину. И бить будут наверняка.
Он сам сделал ошибку четырнадцать лет назад, когда мальчишка Такухати явился ко двору и заявил о своем желании служить Оясиме. Лазутчики доложили о взаимной неприязни между отцом и сыном, и Шин, не иначе как в ослеплении, размечтался выпестовать собственного цепного беркута.
Он принял мальчишку, одарил своей милостью. Под его покровительством всего через два года молодой Акио Такухати уже командовал армией.
И все было прекрасно до того южного бунта.
Ничего. Теперь Такухати заплатит сполна. За наглость, за презрительные гримасы, за преданное доверие и попытку заговора.