— Ты слишком хороша для чайного домика! — В голосе Акио звучало неприкрытое восхищение. Он снова обнял Мию, уткнулся лицом в ее волосы, вдыхая запах. — Почему я не украл тебя из школы, когда улетал?
Несмотря на игривый тон, ей показалось, что Акио не шутит. Стало одновременно сладко от похвалы и тревожно от его слов.
— Значит, это правда? — Она так надеялась, что ошибается, что придумала все это. Она должна была ошибиться — что гейша может понимать в политике?
— Правда. — Он прижался губами к шее, обжигая поцелуями нежную кожу.
— Господин… я беспокоюсь за вас! Если это сумела понять я, сёгун тоже поймет.
— А он понимает, — усмехнулся Акио. — Но Ясуката привык, что за него воюют другие. Кроме того, если он первым выступит против Эссо, другие даймё увидят в этом угрозу для себя. Так что не надо бояться, девочка. Опасности нет.
Мия насупилась:
— Не верю!
— Я не враг себе. И собираюсь править, а не болтаться на виселице.
— Зачем все это? — беспомощно спросила девушка. — Неужели вам мало Эссо?
Он успокаивающе поцеловал ее в лоб.
— Потому что могу. Сомневаешься, что я буду лучшим сёгуном, чем Ясуката?
— Нет! — абсолютно искренне ответила Мия. — Вы — самый лучший. Но…
— Жалеешь, что связалась с бунтовщиком?
— Да нет же! Я боюсь…
— Даже если Ясуката победит, тебя это не коснется. — Теперь голос Акио стал серьезным. — Обещаю.
Мия подняла взгляд, посмотрела на него в упор, и сердце тревожно сжалось. От одной мысли, что с даймё что-то может случится, хотелось плакать. Этот мужчина за неполные три недели успел стать огромной и очень важной частью ее жизни. Она не тяготилась его властностью, научилась различать, когда можно покапризничать, а когда следует стать послушной. Таланты и знания Акио будили в девушке азарт, желание развиваться. Его забота подкупала, вожделение льстило, ласки возносили ее на небеса каждую ночь.
Казалось, Акио весь состоял из острых углов, но рядом с ним Мия была счастлива. И она с внутренним трепетом и гордостью называла его мысленно «своим». Конечно, когда-нибудь он женится на равной. Но это будет еще не скоро. Думать об этом сейчас — отнимать у себя счастье.
Потерять его, когда они только-только научились слышать друг друга? Это слишком больно.
— Я боюсь не за себя. За вас, — тихо сказала Мия. — И я не оставлю вас, господин.
Он покачал головой и посмотрел на нее с отеческой укоризной:
— Это не обсуждается! За две недели до восстания ты и Хитоми с отрядом верных мне людей отправитесь на материк.
Она обняла его с таким отчаянием, словно он вот-вот должен был исчезнуть, и замотала головой, как маленький ребенок, отрицающий неизбежное: