Но при этом самханец всегда четко чувствовал границу и останавливался в своих подтруниваниях ровно за полшага до того, как принцесса готова была потерять самообладание.
И что самое ужасное, Тэруко совершенно не представляла, как заставить этого несносного, отвратительного человека отказаться от свадьбы! Пытаться оскорблять его, косвенно или прямо, было все равно что пороть море. Она дважды, якобы нечаянно, обливала его на застольях, он не выказал и тени раздражения.
Что еще сделать? Напасть на него с кулаками? Поцеловаться у него на глазах с другим? Устроить истерику и швыряться вазами?
Любое это действие ставило под удар саму Тэруко. Она мечтала о сильном мужчине, лучшем из лучших, достойнейшем из достойных. А разве такой мужчина возьмет в жены истеричку или распутницу?
Поэтому приходилось скрепя сердце терпеть рядом самханского труса с его многозначительными улыбками и двусмысленными намеками.
Словно почувствовав, что принцесса недалека от того, чтобы взорваться, младший атташе самханского посольства попробовал разрядить атмосферу:
— По сравнению с тем, как в Самхане празднуют день рождения императора, это весьма скромная церемония, — заметил он светским тоном. — Помню, в детстве я с нетерпением каждый год ждал праздника. Фейерверки, шествия, с утра до вечера музыка на главных улицах. Больше всего я любил костюмированные представления. А вы, ваше высочество? — Он обернулся к принцу Джину.
— Не помню, — равнодушно пожал тот плечами. — В монастыре дни были неотличимы друг от друга, и день рождения отца не стал исключением. В горах нет сезона дождей, поэтому, когда по велению императора мне пришлось вернуться в мир, я даже не знал точно, сколько лет прошло.
Тэруко нахмурилась:
— В монастыре?
— А вам не рассказали? Я с девяти лет воспитывался в монастыре. Очень уединенном. Там меня научили держать в узде свои порывы, отличать истинные ценности от ложных и не верить иллюзиям.
Девушка сморщилась. Унылый монастырский быт, добровольная аскеза были противны ее деятельной и жадной к жизни натуре.
— Это там вас научили бегать с поля боя? — фыркнула она.
— Совершенно верно, — с улыбкой подтвердил невыносимый самханец. — Смертоубийство увеличивает количество страдания в мире, а просветленный старается избегать этого.
— Жаль, что вы там не остались! Вам там самое место.
— Но тогда я не смог бы жениться на вас, ваше высочество, — промурлыкал принц Джин, и в зеленых глазах заплясали смешливые искорки.
— Что значит — уехал? — Голос Ледяного Беркута был опасно тихим. Такая полная угрозы тишина наступает перед бурей.