— Ты что сегодня клевал?
— Я не клюю, я вкушаю, — ответил поучительно ангел.
— Что же ты ныне вкушал? — кротко и торжественно переспросил воробей.
— Я всегда вкушаю манну. И ничего более.
— Манную крупу?
— Манну небесную.
— А есть еще манна бесная?
— Кто ты? — изумился ангел.
— Я тот, кто ест все, что Бог подаст, — потупившись, ответил воробей, но быстро воспрянул и спросил: — И вкусно?
Насыщает? Я никогда не пробовал.
— Вкусно, и насыщает, — сладко ответил ангел.
— А где это? Угости меня, — очень-очень скромно попросил воробей.
— Как где? — изумился ангел. — Везде! Вот, — он повел крылом окрест себя, — ты что, не видишь?
— Нет, не вижу, — растерянно оглядываясь, ответил воробей.
— Как же ты живешь? — удивился ангел.
— Да вот как-то так... Не знаю... — совсем потерялся воробей. — А может быть, я не живу, может быть, я — твоя аберрация?
— У ангелов не бывает аберраций, — серьезно сказал ангел.
— Значит, ты — моя аберрация, — грустно решил воробей и, не прощаясь, вяло полетел прочь.
(Психологический бестиарий В.Ахрамовича. Ж-л "Наука и религия". 12.1993г.)
Когда задние копыта уже оттолкнулись, а передние еще не ощутили первое, едва уловимое касание опоры, когда тело вытянулось и расслабилось в парящем движении, горный козел испытывал всепоглощающее блаженство.
Козел тяжко страдал. И преодолевал он свою боль, распластываясь над безднами. Козел ревновал себя к скальным утесам. Их непоколебимая недвижность должна была принадлежать ему, а не горным хребтам. Временами он утешался, уверяя себя, что он и есть часть утеса, только подвижная часть, разновидность отделенной души, внутреннее ставшее внешним.
Уверения были напрасны. Потому что скалы имели-таки настоящую душу. И козел в отчаянии застывал на вершине скалы в последней надежде окаменеть, хотя бы на миг превратиться в скальный утес.
(Психологический бестиарий В.Ахрамовича. Ж-л "Наука и религия". 07.1990г.)
Чешуйчатый, прозрачный и очень уязвимый дракончик одинок жил на горе. Он себе выбрал маленькое плато, на котором не умещался даже его собственный хвост, но так высоко, что выше ничего уже не было. Он грустно смотрел вокруг и незаметно толстел. Теперь уже никто не догадался бы, что дракончик легкое и прозрачное существо. А некогда оно взмывало над своим лежбищем, сверкая ликующими брызжущими красками, и фейерверком опаляло восхищенных. Вольная красочная неустрашимая живая гирлянда устремлялась навстречу жизни. Или просто вверх, сколько хватало сил.
Петух, живший у самого подножья драконьей горы, томился в курятнике и брезгливо отрясал с себя повседневность. Он любил себя, презирал мир и ревновал себя к себе.