Настойчивость преследует с гнетущей прямолинейностью, за то барана и недолюбливали. А он хотел быть умным.
От приступов меланхолии на нем клочьями свисала шерсть, в иных же местах, особенно на боках, проталинами лысели откровенные плешины: депрессия одолевала.
Однажды он брел по селению в сумеречном безысходном угнетении. В нежно-зеленых легких одеждах порхала бабочка,
трепетная, как юношеское предчувствие любви. Она уселась на мокрый черный нос барана и спросила:
— Кем ты был, когда тебя не было?
— А ты-ы-ы? — угрюмо промычал баран.
— Я гусеницей, — звонко ответила бабочка.
Баран тяжело молчал, он не знал, что ответить, и глухая обида зрела в нем.
Бабочка подождала и с легким не то разочарованным, не то презрительным «ах» вспорхнула и утрепетала прочь.
«Ишь, лоскут», — подумал баран и, помрачненный, сделал несколько шагов в забытьи.
Курочка Пеструшка сладко вспоминала нечто безвидное, но волнующее, как предрассветные предчувствия.
— Куда - ты - куда - ты - куда- ты...
— Мне-е-е, мне-е-е-е худо, — проникновенно признался баран.
— Как так, как так? — не верила Пеструха, ее благоговение перед массивностью барана, его шерстистостью не имело границ.
Петуха она почитала меньше.
— А вот кем ты была, когда тебя не было? — мрачно повторил баран бабочкин вопрос.
— Яйцом, — уверенно ответила курица.
— А я что ж? — в глубинах барана черными клубами всходило отчаяние.
— Спроси у Петуха, он все знает, — курицу привлекла мелькнувшая муха, и она разом забыла о баране: голод был в ней сильнее почтительности.
В баране забрезжила надежда.
Петух всполошился не нашутку, увидев бесцеремонно приближающегося барана, но вида не подал, ценя достоинство превыше всего.
— Бабочка была гусеницей до того, как ее не было, — приступил баран к делу. — Курица была яйцом до того, как ее не было, а я ничего о себе не знаю. Петух, ты все знаешь, говори со мной.
— Я бы поставил вопрос так, — петух привык к дурацким вопросам, своих благоверных. — Я бы спросил, кем была бабочка до того, как она была гусеницей. И уверен, она не знает.
Курица была до яйца курицей. А можно решить все вообще иначе.
Скажем, ты до того, когда тебя не было, был каузальностью Варфоломеевской Ночи...
— Да ну, как это, не уразумею? — ошалел баран.
— Очень просто: Варфоломеевская Ночь — это разновидность домашнего животного, обычно незаметного размера, но иногда оно получается очень крупным, оно питается распрей и время от времени достигает огромных размеров. А каждое живое существо состоит из физического, душевного и духовного тел. Между душевным и духовным таится каузальное тело — тело причин и следствий, оно понуждает искать взаимосвязи между событиями, а ты и есть та самая взаимосвязь в чистом виде. Поэтому тебе кажется, что все всё понимают, кроме тебя. Ты сгущенная причина всех событий, как я всегда и всюду являюсь Зовом всех зовов.
