«Пора на пробежку… Впрочем, к чему она? В милицию-полицию не примут, даже если уложусь в норматив и пройду аттестацию: орчевских агентов никуда не берут. А ведь самое время перезагрузить зависший социальный статус. Твои ровесники уже майоры в отставке, а те, кто ещё служат – подполковники с выслугой и готовятся к увольнению с производством в звании. Без тебя всё решили, вот и перекинули в патриоты в порядке шефской помощи. А работа твоя везде одинаковая, только спецификация другая…»
Вспомнил купе ночного московского экспресса, гнавшего его прочь с Кубани, где жизнь не задалась, случайного попутчика, опутанного неудачами, потягивавшего украдкой коньяк, двух его бойких мальчишек, которые, не взирая на запрет папы, срывались с ломаного русского на бойкий испанский.
«Беженец из Узбекистана, отделал квартиру, а потом сдал за бесценок, когда талибы рвались к Ташкенту… Преуспевающая фирма в Испании, строят коттеджи на побережье под ключ. Кухонное оборудование с локальной сетью… А систему охраны местные цыгане взламывают, бросая камни в распахнутые окна, которые невозможно держать запертыми в астурийской духоте. И полиция, культурная, чистенькая, на мотоциклах, которая проносится мимо тем быстрее, чем ужаснее то, что творится прямо на глазах за спиной. От нашей братвы в погонах больше пользы, оттого и грубая. Детишки спускались по трапу, узрели таможенника с его хамским “тыканьем”, наслушались мата и запросились назад в самолет, в Испанию к маме…»
За спиной зашелестела простынь, край полосатого чёрно-белого одеяла завис над полом. Он покосился на спящую супругу. В полумраке тюлевых занавесей Милена заголилась, разбросав ноги, и лежала с полным соблюдением «фронтальной открытости» ниже талии, из-за которой торгуются сошедшие с подиума фотомодели, обивающие пороги подпольных видеостудий.
Въедливо потёр взглядом не потерявшие упругости формы никогда не рожавшей женщины, еще не тронутые целлюлитом.
«Да, хороша!.. Вот и вся твоя жизнь, Милена: брак, чтобы уйти из родительской квартиры хоть куда, потом второй – развод – размен – и, наконец, вожделенная однокомнатная клетка в четырехэтажке под снос. Зато теперь свобода от “семьи”. И многолетний отдых в одиночестве от “детства” и “юности” в этих рукотворных многоэтажных сталагмитах, где те, кто тебя родил, просчитывают за спиной каждый шаг, предвкушая новую неудачу, лишь бы не уходила и пахала на них до конца дней… Откуда сызмальства выдирался, дурея от квартирного вопроса, и вырвался едва живой».
Сквозь тюлевую щель прорезался солнечный луч. Милена сверкнула из-под ресниц болотной ряской влекущих глаз, невыносимо медленно потянула одеяло на себя и целомудренно прикрылась до самого подбородка: