— Прислуга?
— Прислуга останется здесь, а дальше… На все воля Божья.
— Но как же вы, преподобный?
— С Жаком, братишками ди Джессо и Ролло не пропаду. Еще этот… Рауль Ознар. Талант, конечно, редкостный. Я обязан пойти на риск и при нужде пожертвовать всем: остался последний шаг, необходимо поставить в деле точку. Ступайте же, Ксавьер!
* * *
После деревни Арн тракт разошелся на две ветви — налево к Бетюну и Кале, направо в сторону Тамплемара и далее на Брюгге с Гентом. С дороги при всем желании не собьешься — по обе стороны вздымается стена хвойного леса.
Возница дормеза менялся через каждые две кварты: сидя неподвижно на козлах быстро замерзнешь.
Отошла вбок задвижка на отдушине под крышей кареты, брата Ксавьера грубовато ткнули в спину ладонью.
— Не заснули? Может, я поводья приму?
— Благодарю, мессир д’Ортале, — отозвался доминиканец. — Плащ шерстяной, теплый. Как только устану, немедленно попрошу помочь.
— Дело ваше, святой брат…
Могучие фламандские тяжеловозы уверенно рысили по накатанной дороге. К первым проблескам рассвета дормез должен оказаться ввиду стен Лилля, или как называют город подданные графа Фландрии — Рэйсела. Королевство Франция останется позади — в непроглядном мраке ночи.
Колкие снежинки пощипывали лоб и забивались под капюшон рясы. В горле саднило, хотелось чихнуть. Глаза слезились.
«Это обычная простуда, — уговаривал себя Ксавьер д‘Абарк. — Холод неимоверный, ветер. Застудился. Всего лишь простуда…»
* * *
— Вот и всё, мэтр, — брат Михаил насупившись посмотрел на труп Сигфруа де Лангра, завернутый в старую холстину. Сицилийцы должны были поднять тело наверх, вынести на улицу и оставить где-нибудь возле перекрестка. Даже если начнется расследование, установить причину смерти будет непросто: тонкий как игла четырехгранный мизерикорд Танкреда вошел точно в четвертое межреберье, поразив сердце и оставив на груди комтура едва заметный след с капелькой крови. — Формально дело можно считать завершенным, осталось дооформить бумаги в соответствии с требованиями папской канцелярии и передать документы в куриальный архив. Правда, заняться этим некому и нам серьезно влетит от кардинала Бофора.
— Считаете подобные шутки уместными? — проворчал Рауль. — В нашем-то положении?
— В «Поэтике» Аристотеля говорится о шутках и словесных играх как о средствах наилучшего познания истин и что, следовательно, смех не может быть дурным делом, если способствует откровению таковых истин… Простите, это я от усталости. Лезут в голову всякие глупости.
— Что дальше? — задал самый насущный вопрос Жан де Партене. — Преподобный, вы отлично понимаете, что ни о каком завершении дела речь не идет.