Сабина посмотрела на Леви.
— У тебя такие же карие глазищи, как и у меня — сказала она. — Если б ты был чужим мне, откуда такие глаза? В них отражается моя душа, Леви, в них живу я! Или ты хочешь, чтобы я умерла без тебя?!
— Нет, Сабина, не хочу, — ответил Леви, — но я знаю, как нам можно быть вместе. Няня рассказывала тебе сказку о принцессе, уснувшей мертвым сном, и о храбром рыцаре, разбудившем ее?
— Да, Леви, я слышала эту сказку. Злая колдунья подсыпала ей сонное зелье, принцесса лежала в хрустальном гробу, подвешенном на цепях в пещере. Шли годы, а она была словно живая: алые губки, розовые щечки — прошептала Сабина, холодея от страха. — Но ведь такого зелья нет, Леви!
— То зелье продается в аптеке герра Брауна «Под серебряным оленем». Ты купишь флакончик, выпьешь все его горькое содержимое на ночь и не проснешься. Но этот сон не будет похож на смерть, пани. Ты будешь дышать редко-редко, сердце будет биться, кожа станет чуть теплой, и это продлится несколько дней. Когда я разбужу тебя, мы будем уже в Каменце, и ни один христианский король не посмеет мне помешать жениться на пани Сабине из рода Пястов. Вот, смотри, как называется это зелье.
Леви вытащил из подкладки халата смятую бумажку, на которой четкими буквами было написано на латыни научное название сонной отравы.
— Герр Браун хорошо разбирается в этом, ты просто подашь ему эту бумажку, он все поймет.
— А как же ты заберешь меня из дома? — удивилась Сабина.
— Придумаю что-нибудь — убедил ее Леви. — Я могу переодеться знахарем и унести тебя на руках, чтобы в полном уединении провести оживительный обряд, прогнать сон. В горе родители вряд ли станут мне мешать, они уцепятся за эту соломинку, считая, что ради твоего спасения надо соглашаться на любые способы лечения. Я понимаю, насколько это нехорошо, но ведь ты очнешься…
— А если нет? Если аптекарь что-то перепутает?
— Зелье безопасно, пани, я сам несколько раз его принимал и не умер. Там намешаны восточные травы, сушеные пауки, змеиные сердца. Гадость, конечно, но ради нашего счастья, думаю, можно проглотить и вяленую лягушку. Я скажу тебе, когда будет все готово, и тот же вечер ты выпьешь сонного зелья.
— Согласна, — сказала Сабина и побежала прочь.
27. Новые испытания рабби Коэна. Инквизиция возобновляет следствие
В «асире»[35], маленькой комнатке при синагоге Нахмановичей, куда запирали раскаявшихся грешников, стенал Нехемия Коэн. Еврейская община придумала для него новое, менее жестокое, чем отсечение языка, наказание — лишение совместной молитвы. Рабби Коэн теперь не имел права зайти в родную синагогу, где еще в середине века начинал службу его дед, Давид Алеви, где прошла вся его жизнь, где он произнес свою первую проповедь, через резные двустворчатые двери, украшенные двумя львами. Отныне старый раввин должен был появляться в синагоге с черного хода, через маленькую убогую дверцу, прячущейся где-то на заднем дворе, среди кучи дров. Открыв ее, Нехемия шел не в общий молитвенный зал, а, поплутав немного извилистыми коридорами, входил в низенькую комнатушку, в «асиру». Чтобы попасть туда, нужно было совершить нечто очень плохое, многократно нарушить иудейский Закон, крупно поссориться с уважаемыми наставниками, быть разбойником, клятвопреступником, кровосмесителем. Только для таких злых сердец открывалась страшная дверь в «асиру», и только там мог скоротать дни в уединенном раскаянии закоренелый преступник.