— Какая странная история! — воскликнула полька, — расскажите, чем этот Коэн вам насолил?
— Долго говорить, ясновельможная пани. Жили мы в Измире, торговали помаленьку: отец, я, да братик Эли. Шелка, рукописи, посуда, потом перешли на английские товары. Открыли лавочку в Стамбуле, а тут на нас Нехемия Коэн свалился, оклеветал перед султаном, разорил и унизил… Приезжаю я во Львов, а Коэн там! Где еще искать покоя от него? Разве что на Луне, но я боюсь, что тогда Коэн улетит за мной.
— Может, вы его простите? — спросила Сабина.
— Коэна? Да ни за какие блага мира! Я что, христианин, чтоб всем прощать?! Не дождетесь! — возмутился Леви.
Паненка поставила на столик маленькую кофейную чашечку.
— Мне так плохо и одиноко без Марицы, — неожиданно сказала она, — Марица моя единственная подруга. Мы… как сестры, не можем жить порознь. С тех пор, как моему жениху, пану Гжегожу, пришлось прямо от венца идти на войну, я осталась совсем одна. Иногда даже словом обмолвиться не с кем. Выручите ее, вы этим спасете и меня, Осман-бей, от неизлечимой меланхолии.
— Я постараюсь сделать все, чтобы Марица вернулась живой и невредимой, пани Сабина — прошептал Леви.
Ему не понадобилось тратить время на поиски Игнатия Несвецкого.
Идя по площади Рынок, Леви с удивлением иностранца разглядывал фасады богатых домов, втиснутых в узкие проемы, отчего они казались немного сплюснутыми с боков. Глаза озирались, изучая лакированные кареты, украшенных лентами лошадей и огоньки серебряных подсвечников, отраженных в окнах. Стекла везде были дорогие, венецианские.
Дорогу Леви преградил патер Несвецкий. Покосившись на загнутые носы мягких туфель Леви, турецкий халат и чалму, в которое он воткнул павлинье перышко, иезуит обрадовался.
— Я обращу этого турка в истинную веру, — возмечтал Несвецкий по своему обыкновению. Такие мысли у него рождались в голове автоматически при встрече с иноверцами. Желая разминуться с иезуитом, Леви вежливо поздоровался на латыни, мысленно ругая себя за то, какими только дикими наречиями ему не приходилось говорить. Несвецкий этому неприлично воодушевился и пригласил «турка» на импровизированный религиозный диспут, который патер устраивал в Коллегии иезуитов.
Опять всякую ерунду выслушивать, помрачнел Леви, но обещал прийти. Чего не устроишь ради огромных оленьих глаз пани Сабины…
Ранним утром Леви Михаэль Цви проснулся с ощущением невосполнимой безнадежности. Он не страдал многодневными приступами тоски, как его брат Шабтай, но тоже оказался подвержен мрачным мыслям.
То ли атмосфера львовская и сырость плохо действовали, то ли мучил стыд за ожидаемый компромисс с нечестивыми католиками, но встречаться с иезуитом ему расхотелось. Старый закарпатский каштан в окне почти растерял свои широкие листья, похожие на растопыренные пальцы толстых великанов, плоды упали на мокрую землю, раскрыв коричневое нутро. Водосточная труба, выкованная из тонкой жести, гремела от сильного ветра.