в 962 (?) году, ввиду неизбывной бедности, не позволявшей мужу обеспечить всем поровну сразу двух жен, взбаламутило Львив.
Когда Шабтай Цви с успехом проповедовал в странах Средиземноморья, когда его избранничество подтвердилось отшельником Натаном из Газы, даже когда Шабтай въехал в зеленой мантии на белом ослике в Иерусалим — евреи Галиции не знали, верить этому или подождать новых успехов своего короля. Но стоило Шабтаю Цви уравнять в галахических правилах сефардов с ашкеназами, возвратить последним право двоеженства, коим, признаться, могли воспользоваться единицы — как евреи начали сочувствовать разоблаченному еретику. Причин для этого нашлось немало.
Суровые будни гетто, постоянный страх и нищета заставляли некогда веселый и шумный восточный народ склониться к аскетизму, изначально им чуждому. Недаром юный Мендель Коэн возмущался скукой и серостью жизни Староеврейской улицы. Жить в коконе запретов и повелений, подчиняться авторитету старших, замыкаться в пределах одного маленького квартала, надеяться и ждать казалось ему сущим наказанием. Евреи Европы, запуганные, униженные, всегда радовались вестям с Востока. Рассказы паломников и купцов напоминали обитателям гетто не только утерянную прародину, богатый солнечный край, но и заставляли завидовать жизни своих восточных единоверцев. Ашкеназам казалось, будто сефардам досталась лучшая, жирная доля, не знакомы им те несчастья, с которыми сталкиваются другие, живут они, дескать, красиво, сытно. Да еще и две жены в силах содержать…
Бледные жители еврейского гетто Львива, воспитанные в скромности, стыдливости и целомудрии, даже не могли вообразить, каким утонченным утехам предаются саббатианцы, любители вкусной еды, нарядных одежд и красивых женщин. Стремясь во всем подражать туркам, поклонники Шабтая Цви не только облачились в белые тюрбаны, но и переняли у них умение наслаждаться жизнью. Называлось это на иврите «лаасот хаим», включая в себя множество радостей бытия, в том числе и любовь. Увы, любви несчастной Староеврейской улице очень не хватало. Мальчики и девочки воспитывались отдельно. Разве что на праздники родители разрешали им немножко порезвиться вместе, но только маленьким, не понимающим еще различий пола. Еще в пеленках их обручали, чтобы в 12–13 лет потащить под свадебный балдахин — «хупу». Занимавшиеся учением женились позже, в 16–18 лет, поэтому Мендель Коэн, недавно справивший свой 17 день рождения, оставался еще женихом — но не супругом волоокой Лии. Романтика и страсти считались среди набожных иудеев большой глупостью, поэтому родные хотели повести своих детей под хупу до того, как они в кого-нибудь влюбятся.