Заводим уже под вечер «тройку». Цепляем на буксир нашу машину и тащим её в станицу, загрузив всё моторное отделение запчастями, снятыми с других машин. На следующее утро приступаем к основному ремонту. Закутываем танк брезентом, под которым разводим костёр для тепла и чинимся. К обеду меняем звёздочку. Натягиваем гусеницу. Теперь остались внутренние работы. Советской рации у нас нет, поэтому, поразмыслив, оставляем немецкую «Fug». Меняем разбитый прицел. Всё таки оптика у фрицев — класс! Находится и аккумулятор. Наконец, уже чуть ли не в полночь двигатель неохотно фыркает, и, выбросив облако сизого дыма, начинает работать. Вначале неустойчиво, потом всё ровнее и ровнее…
Утром мы лихо подкатываем к штабу на обоих танках. Народ обступает наши танки. Ещё бы! Всем интересно посмотреть на вражеские машины не только через прицел. Да и полезно, когда своими глазами видишь, с чем тебе приходится воевать. Руками пощупать слабые места, образно выражаясь…
Владимир стоял на краю взлётно-посадочной полосы и смотрел на небо. С Запада, где под Мышковой шли ожесточённые бои с пытавшейся прорваться на выручку Паулюсу танковой группировкой противника, заходили на посадку штурмовики.
— Четыре, пять… Троих нет… — Произнёс безжизненный голос одного из техников за его спиной.
— Может, отстали…
— Скорее всего. Машину повредили, вот и не могут за всеми успевать…
— Или из-за попаданий к соседям сели…
— А может, на вынужденную…
Едва погода немного восстановилась, как начался ад. Десятки, сотни самолётов с той и другой стороны поднялись в воздух. Целыми днями над передним краем висели «ильюшины» и «хейнкели», «юнкерсы» и «петляковы»… Десятки тонн бомб падали на головы пехотинцам и танкистам, артиллеристам и сапёрам. Бои не прекращались ни на минуту, ожесточенные сражения в воздухе и на земле шли днём и ночью, озаряемой выстрелами орудий и разрывами снарядов. Иногда из-за горящей техники видимость в воздухе не превышала пятисот метров… Полк Медведева понёс большие потери, потеряв больше половины машин и столько же лётчиков, стрелков выбыло больше… Владимир в предыдущем вылете на поддержку наших танкистов, занявших Миллерово, получил снаряд из «эрликона» в левую плоскость и с трудом дотянул до аэродрома. Один элерон выбило начисто, и если бы второй не остался в рабочем положении, то вряд ли он смог бы сейчас стоять на своих ногах… Сейчас штурмовик латали все свободные из-за отсутствия машин техники, и, как назло, их было очень много, даже слишком…
Садящийся первым самолёт с клочьями полощущейся по воздуху обшивки вдруг вздрогнул, и начал валиться вниз. Его винт застыл в воздухе неподвижно, но было видно, что пилот удерживает контроль над машиной и сможет сесть на брюхо. Так и вышло — приняв чуть в сторону, чтобы не перекрыть полосу остальным машинам, «Ил-2», блестя залитым маслом капотом двигателя тяжело ударился о снег и вздымая тучи снежной пыли замер в чистом поле, остановившись буквально метрах в пяти от обрыва реки… Второй самолёт сел удачнее, даже на шасси, но тормоза отказали, и его остановил только огромный сугроб на краю поля. К нему поспешили бойцы БАО и санитарная машина. Удачно сели третий и четвёртый, без происшествий, поспешив освободить полосу для последнего. Тот, между тем, не спешил заходить на посадку, а упрямо описывал в воздухе круги.