— Где это мы? — почему-то шёпотом спросила Лука.
Уверенность не вселял даже басовито звучащий мотор.
— Дачный посёлок.
— А почему темно так?
— Да в конце ноября кому ж тут быть? Съехали все.
— Яр здесь, что, живёт? — догадалась, наконец, Лука.
Димыч кивнул.
— Но почему?
Он пожал плечами.
— Подробностей не знаю… Знаю только, что квартиру сдаёт, а живёт на даче. Круглый год. Муня рассказывала…
Машина остановилась у калитки. Забор был не новым, но крепким. Лука вышла, зябко обнимая себя за плечи, с наслаждением вдохнула воздух, пахнущий влагой, стылостью, палой листвой и, немного, дымом.
Димыч дёрнул калитку, чертыхнулся. Наступив на капот машины, налёг на забор грудью, перемахнул на ту сторону. Спустя мгновение открыл створку.
— Заходи.
Лука шагнула вперёд. Темнота стояла, хоть глаз выколи. Девушка сама не заметила, как перешла на периферическое зрение, и тут же будто попала в сад Спящей красавицы. Деревья медленно делились с землёй серебряными отблесками древесных соков, жёлтая трава, покрытая изморозью, мерцала самоцветами, голубел лежащий кое-где снег, ещё не успевший сваляться в плотный наст. От двухэтажного, классического дома с двускатной крышей веяло надёжностью, возрастом, счастьем когда-то полной семьи. Лука будто воочию увидела красивую белокурую женщину, стоящую на крыльце и зовущую кого-то с такой ласковой улыбкой, что у неё защемило сердце. Если доведётся ей когда-нибудь встретить настоящую маму, она хотела бы, что та выглядела именно так. Не накрашенная. Простоволосая. Полная любви. Светлая.
Внутри дома, сияющего ровно и уверенно, едва теплилась искра. Искра чьей-то жизни.
— Димыч! — воскликнула Лука, хватая его за руку. — Скорее!
И побежала по дорожке, вымощенной шестиугольными плитками.
Дверь оказалась не заперта. В полутьме коридора на полу дрожал затухающий отблеск огня из печи. Ещё не войдя в комнату, Лука, не задумываясь, движением ладони пробудила язык пламени, заставив голодно загудеть. Мимолётно удивилась лёгкости и силе, с которой это получилось, подбросила в печь пару поленец из сваленных рядом кучей и обернулась, холодея от страха, когда услышала сдавленное ругательство Димыча.
Алхимик стоял рядом со старой кроватью с продавленным пружинным матрасом и держал за край тонкое одеяло. Под ним виднелось человеческое тело, покрытое засохшими ранами. Правая рука была перевязана, но тряпки уже побурели. Тело пошевелилось и что-то невнятно промычало.
— Лука, включи свет! — хрипло приказал Хотьков, одним движением сбрасывая с тумбочки на пол всё, что там стояло, включая… знакомый Луке гламурный рюкзачок.