Антон счел возможным почтительно подчеркнуть:
— Личный дневник графа, экселенц. Совершенно откровенные записи, — произнес он с вдохновением метрдотеля, расхваливающего отменное блюдо.
— Смотрели?
— Вполне прочные взгляды вполне верного человека: немного мерехлюндии, но на данном этапе это уже не имеет значения.
— Вы осел, Шандепляц, — оборвал Хойхлер. — Именно сейчас это и имеет значение. А как с журналистом, с Галичем, вы что-нибудь записали?
— Так точно, вот магнитная пленка — его болтовня в ресторане. Человек легкомысленный и ничем не опасен. К тому же физически не силен — при выбросе не окажет никакого сопротивления.
— Так, так, — повторил Хойхлер, — а если что… уж я сумею показать вам, чего вы стоите!
— О экселенц!
Хойхлер круто повернул в боковую аллейку. Его автомобиль едва пролез между кустами. Генерал резко затормозил. Само это движение было чем-то вроде сердитого окрика: "А теперь вытряхивайтесь!" Антон безошибочно понял его. Он выскочил и, снова бодро щелкнув каблуками, выкинул руку в приветствии.
Попятившись из кустов, автомобиль скрылся за поворотом. Хойхлер выехал на парижскую дорогу. Однако по ней ехал недолго. Вернулся в лес и, поколесив по его южной части, посадил к себе другого пассажира: немолодого уже человека с аккуратно подстриженными усиками, в которых серебрилась седина. Он был одет с изысканной небрежностью, которая отличает англичан. Спортивное платье сидело свободно, но ловко; обувь проста, но прочна. В далеком прошлом этот человек носил имя Иоганна Шуберта, теперь после многих и мало схожих между собою наименований звался Луисом Макфином. Сегодня ему предстояло еще раз изменить уже не раз измененное обличье: он должен был положить себе в карман билет члена компартии.
Он, как и Шандепляц, был в глазах Хойхлера мелкой рыбешкой. Но разговор Хойхлера с этим человеком происходил иначе, нежели с Шандепляцем. Тон генерала был почти дружеским. Выслушав его, Шуберт-Макфин позволил себе возразить, вовсе не титулуя при этом Хойхлера генералом:
— Вы оценили положение, какое занимает названное вами лицо? — спросил он.
— Жертвуя им, мы жертвуем верным и последовательным союзником.
— Ему за девяносто. Протянет еще год-другой.
Шуберт-Макфин пожал плечами.
— Мое дело — обратить ваше внимание…
— Ваше дело выполнять то, что приказано, — внушительно сказал Хойхлер. И несколько смягчив тон: — До сих пор, Шуберт, у нас с вами не было разногласий…
— Это может нам дорого обойтись впоследствии.
Хойхлер, не теряя из виду бежавшей навстречу автомобилю дороги, искоса посмотрел на собеседника.