Несмотря на чувство сильнейшего голода, кусок мне не лез в горло. Темный страх, оставшийся после визита этой троицы, начал постепенно охватывать меня с головой. Что если Мулан просто придуривается или ведет со мной какую-то свою игру?! Что если Уильямс начнет вымогать мой долг у моего несчастного отца?! Что если Галлахер уже изменил своему слову – ему-то все равно, от кого получить свои причитающиеся по пари деньги?! Варианты один страшнее другого проносились у меня в голове. Чувствуя, как челюсти капкана, куда я сам загнал себя, начали с неимоверной силой сжиматься, я побрел наверх, где, не раздеваясь, рухнул на кровать и уснул мертвым сном.
Всю ночь меня мучили кошмары, а утром я встал совершенно больным. Голова раскалывалась от боли, в висках пульсировало, во всем теле была неестественная слабость. Принесенная мне наверх слугой кружка горячего чая взбодрила меня. Я вышел из комнаты и, подойдя к двери Мулан, прислушался. Тишина. Обеспокоенный, я спустился вниз и поинтересовался у слуги насчет нее.
– За полчаса до вашего подъема в город отправилась, сэр, – ответил он, протирая кружки. – Куда? На Дейл-стрит, к портному, скорее всего, – она какую-то одежду в узле несла. Это за два квартала отсюда. Налево по набережной и наверх в гору, там вывеска будет. Не пройдете мимо…
Уже через полчаса, стоя на холодном ветру, гулявшему по Дейл-стрит, я нервно курил трубку, озираясь из-за угла по сторонам. Ага, вот она! Сжимая озябшими руками тяжелый узел, Мулан торопливо шагала по мостовой, глядя перед собой. Извозчиком она никогда не пользовалась, и уже прошла пешком больше мили из разделявших «Летучую рыбу» и Дейл-стрит. На голову ее был наброшен капюшон – она совершенно не видела, что происходило вокруг, в том числе и двух оборванцев, непрерывно следовавших за ней на некотором расстоянии. Оба они пристально смотрели на ее узел, изредка перебрасываясь короткими фразами. Один из них был облачен в засаленный плащ с оборванными краями и бесформенную шляпу, на которой удивительным образом сохранилась сверкающая серебряная пряжка. Второй, ростом пониже, ежесекундно отмахивал левой рукой лезущую на глаза спутанную гриву волос. Правую руку он держал за пазухой своей драной матросской куртки. Там, скорее всего, был нож – безусловно, оба они выжидали подходящего момента. Мулан прошла еще несколько метров и свернула под одну из арок, ведущую в глухой двор-тупик. Я, решительно выбив трубку, сорвался с места, как раз когда они уже входили следом за ней. Подбежав к арке, я услышал пронзительный женский крик и, ворвавшись внутрь, увидел следующую картину: тот, что был в плаще, вырывал у Мулан узел, другой держал китаянку, обхватив поперек пояса. Мулан яростно сопротивлялась, но первый грабитель уже завладел ее вещами. Сохраняя молчание, я ринулся вперед, прямо на него. Передо мной на секунду мелькнули водянистые, пустые глаза, окруженные длинными седыми, растрепанными волосами; впалые щеки, покрытые щетиной. Я с налету нанес ему удар в бок, и он, выронив узел, тяжело осел на месте. Более молодой оказался более проворным. Он отпустил Мулан и, быстро отскочив назад, выхватил из-под куртки морской кортик. Лезвие сверкнуло в дюйме от моей головы, я перехватил его руку и быстро выкрутил ее. Противник пронзительно взвыл, нож со звоном выпал на булыжники мостовой. Я наступил на оружие ногой и бросил бродягу головой вперед. Вскочивший старик накинулся было на меня, но, получив второй раз, тяжело бросился бежать, молодой последовал за ним…