Проводив обоих грабителей громом напутственных ругательств, я с видом победителя повернулся к Мулан. Бледная, все еще подрагивая от пережитого, она стояла, прислонившись к стене.
Я поднял ее узел и властным движением подхватил под руку:
– Пойдемте, Мулан. Здесь небезопасно, я провожу вас. Надо же, случайно увидел вас, а потом – как эти мерзавцы пошли за вами. И тут раздается ваш крик. Успел-таки. А вы не дали так просто себя обобрать. Браво!
Она, все еще бледная, едва заметно улыбнулась и сделала робкую попытку забрать у меня свой узел, на которую я, естественно ответил категоричным отказом.
Всю дорогу назад она молчала, как набрав в рот воды, и только пугливо озиралась по сторонам. Я одной рукой тащил узел, а другой взял ее за руку, словно ребенка. Она попробовала вяло сопротивляться, но я был настойчив. Я как мог развлекал ее всякими рассказами из жизни, задавал вопросы, но она хоть и внимательно слушала меня, но произнесла все это время не более нескольких слов. Я проводил ее до самой комнаты и сделал ненавязчивую попытку переступить порог следом за ней, однако она проворно захлопнула дверь почти перед самым моим носом. Я и впрямь почувствовал укол обиды и побрел к себе в комнату. Тут же ко мне в дверь постучали. Это был слуга, пришедший снизу.
– Сэр, – сказал он. – Вас у черного входа ожидают два каких-то человека. Очень плохо одетые, сэр…
Усмехаясь, я спустился вниз к ожидавшим меня гостям.
– Ну что, Билл, – сказал я старику в рваном плаще и шляпой на голове. – Вы хорошо постарались. Так что как договаривались – по шиллингу. Забери свой кортик, Митчелл.
Я протянул опасный трофей молодому.
– Прибавьте пару пенсов, – пробасил он. – Рука болит после вас.
Хмыкнув, я выложил требуемую сумму и под многократное количество благодарностей и поклонов опять поднялся к себе.
– Ну что же. Хотя бы лед тронулся, – подумал я. – Не думаю, что теперь она будет шарахаться от меня, как от прокаженного…
Стук в дверь прервал мои размышления. Я открыл – и от изумления потерял дар речи. На пороге стояла Мулан в своем ярком китайском трико. Выглядела она хоть и несколько растрепанно, но именно в таком виде смотрелась просто потрясающе.
– Вы спасли меня сегодня. Спасибо, сэр Виктор! – выпалила с ходу она. – Не знаю, что бы без вас делала! Спасибо вам! Спасибо!..
После этих слов она стремительно рванула с места, словно за ней выпустили стаю борзых.
– Мулан! Подождите! – крикнул было я, но она уже сбежала вниз. Я рассмеялся и двинулся за ней, но внизу ее уже и след простыл. Я не стал искать ее, а, вернувшись к себе, надел шляпу и плащ и снова вышел на улицу. Те две недели, которое прошли с тех пор, как я поселился у Галлахера, а так же проявленная выдержка не прошли даром. Я успел достаточно хорошо изучить поведение Мулан, узнать ее привычки; увидеть пристрастия, которых, надо сказать, у этой отшельницы не от мира сего было порядочно. Кроме упомянутой уже серой кошки, она постоянно подкармливала бездомных собак и прочую уличную живность, специально для них вынося объедки с кухни. Она обожала кормить голубей, а за цветами, стоявшими на всех окнах второго этажа, тоже ухаживала и поливала их именно она. Однако если какой-то мужчина пытался присоединиться к ней в этом занятии, она сразу же поспешно ретировалась. Единственным кроме серой кошки существом, с которым она общалась более или менее доверительно, была старая одинокая повариха Дженни, с коей она любила побеседовать на кухне или попить чайку. Сама Дженни неимоверно обожала Мулан, всячески старалась побаловать «бедную девочку», как она называла ее, и готова была горой встать за нее, переругиваясь иной раз даже с самим Галлахером, что последний позволял делать только ей одной. Наблюдая за ними, я узнал о неимоверной любви Мулан к шоколадным конфетам, которые ей так редко удавалось попробовать. И каждый раз, когда ей доводилось угощаться любимым лакомством, с нее словно спадала постоянная холодная маска отчуждения и она по-детски радовалась, счастливо смеясь и хлопая в ладоши.