Я присел за стол, внимательно читая собственную расписку, словно видел ее в первый раз. Такого оборота я никак не ожидал – там была четко указана моя подлинная фамилия, вместе с инициалами. Неужели девчонка поняла, что я вовсе не тот, за кого себя выдаю?! Но почему же она отдала эту записку мне?! Стиснув голову руками, я положил локти на стол, чувствуя, как зашумело в висках. Неужели она догадалась, что я неискренен с ней?! А раз так, то насколько я успел узнать ее характер, это вполне могло быть и прощальным подарком с ее стороны…
Эта мысль пронзила меня раскаленным железным прутом, и в первые минуты я просто потерял способность даже ориентироваться вокруг, тупо усевшись на кровать. Лишь неимоверным усилием я сумел взять себя в руки, отогнав обуявшую было меня панику, и способность соображать мало-помалу снова вернулась ко мне.
– Так, – сказал я сам себе, приподнимаясь. – О моей помолвке с Элизабет знают только наши родители. А если даже что-то и просочилось в свет (Элизабет была изрядной болтушкой), то вокруг Ричардов О’Ниллов было не так уж и мало. Для нее я предстану несчастным неудачником, проигравшимся в карты и стыдившимся этого до такой степени, что решил скрыть это от любимой девушки всеми возможными средствами. А всяческие совпадения с кем-либо – не больше чем простая случайность.
В своем предположении я, естественно, не был до конца уверен, но то, что Мулан хорошо знала этого мерзавца Уильямса, сомнению не подлежало… Открыв ящик стола, я вытащил записку Мулан, адресованную мне, и пристально прочитал ее еще раз – такой почерк мог быть либо у человека действительно благородного происхождения, либо у очень высокообразованного… Да, Галлахер прав – вещи и привычки многое говорят о своих хозяевах, и я решил проверить это немедленно.
Скоро должно было начаться выступление Мулан, народ уже собирался внизу, и я забарабанил кулаками в дверь Галлахера, зная, что тот уже должен был хоть как-то прийти в себя. Этому занятию пришлось посвятить минут пять, прежде чем щелкнул ключ в его двери и, поливая все вокруг непристойной бранью, он сам, пошатываясь, появился на пороге.
– Это я, Ричард, – сказал вполголоса я, отпихивая наставленный на меня ствол пистолета. – Да тихо ты, черт тебя подери, продырявишь еще…
– А, это ты, Ричи, – криво заулыбался он. – Заходи, заходи. Давай-ка по кружке пунша.