– Отлично! – похвалил его папа. – Разумно побеседовать с ними и, возможно, выйти на непосредственных грабителей.
– Я так и хочу поступить… Дело-то в том, что эти ребята из нашей школы. Никишов, Сельянов и… – Тут он опять замолчал в нерешительности. – А третий, это…
– Наш Алешка, что ли? – усмехнулся папа. – Он может! – Это папа сказал почти с гордостью. Шутливой, конечно.
– Нет, товарищ полковник, не Алексей, а Дмитрий…
Все это было серьезно, но все равно смешно.
– Так. – По голосу мы поняли, что наш полковник призадумался. – Надеюсь, в школу вы пока о своих подозрениях не сообщили?
– Конечно! Как можно! Только директору. Но начальству, вы уж извините, товарищ полковник, доложить обязан. Тем более, что меры надо принимать.
– Что ж, – сказал папа. – Вы правильно поступаете. Закон один для всех. Даже для детей Шерлока Холмса.
– Не понял, товарищ полковник.
– Это я так, своим мыслям отвечаю. А вы молодец, это я искренне говорю. В нашем деле, лейтенант, главное честность.
– Что вы посоветуете, товарищ полковник?
– Ничего. Действуйте в соответствии с должностными инструкциями.
– Тогда я завтра приглашу их в опорный пункт и допрошу. Каждого по отдельности.
– Желаю удачи.
Когда участковый вышел из папиного кабинета, мы с Алешкой уже были на кухне, и дяде Грише не пришлось прятать глаза. Конечно, ему можно посочувствовать, но он молодец. И нас быстро «вычислил», и полковника не испугался.
А мы, значит, попали под подозрение…
Вечером мама с папой ушли в гости к тете Зине. И, как оказалось, кстати. Потому что Танька принесла домой аккуратный список.
– Вот, ребята, этих работ в хранилище нет.
– А что Костя говорит? – спросил я.
– Он ничего не говорит – потерял дар речи.
– А что швейцарец говорит? – спросил Алешка.
– Тоже ничего. Мы пока ему об этом не сказали.
– Правильно, – одобрил я. – Можно его спугнуть.
– Ага, – согласился Алешка. – А он со страху еще что-нибудь сопрет. Таньк, а вот эти картинки украденные, они какие? Более-менее.
– Разные. Эскизы, натюрморты, портреты.
– Они в рамках? Они вообще на чем нарисованы?
Танька на секунду призадумалась, стала припоминать.
– А какая тебе разница? Ну, на бумаге обычной, для рисования. На бумаге для акварели. Никаких рамок, просто листы.
Алешка вдруг просиял какой-то догадкой. Посмотрел на нас почти что с жалостью.
– Эх вы! Ничего-то вы не знаете!
– А ты, конечно, уже все знаешь.
– Более-менее. Только не скажу. А то вы все испортите. И потом, это вас не касается. Все равно Димку и его друзей скоро посадят.
– Кто? – подскочила Танька.
– Дядя Гриша, наш участковый. А Никишову так и надо – нечего на тебя пялиться. Он тебе еще цветочки не дарил? К Восьмому марта.