В нашей квартире (при полной бессистемности хранения) было множество редких книг, рисунков и картин, приобретенных либо подаренных в разное время.
– Это идея, – согласился Высоцкий. – Посоветуюсь с Шемякиным, он в таких делах знаток. Что у вас особо ценное?
Затаив дыхание от предчувствия расставания, называю несколько книг, Володя не реагирует.
– Еще есть Библия, иллюстрированная Сальвадором Дали, – (как такое слетело с языка!) – это вообще бесценная книга.
– Здорово. Я тебе перезвоню.
Через день Володя радостно сообщил, что предложили хорошую цену, он может забрать книгу немедленно. Названная сумма была для нас огромной, месяца два-три можно было прожить безбедно. Мне в голову не пришло, что отдаю Библию даром, проконсультироваться у специалиста нам с Володей не пришло в голову. Важен был порыв Высоцкого. Он искал возможность помочь нам и сделал это.
Мы возвращались из Адлера после отпуска, когда неожиданно в салоне лайнера объявился Высоцкий. Рубаха навыпуск, на плечах накинуто что-то типа шарфа, в руках дорожная сумка на молниях с еще не оторванными этикетками.
Не было фирменной куртки с лейблами, которую он не снимал, – подарок Марины. После их женитьбы Высоцкий начал одеваться стильно – в дорогие, со вкусом подобранные вещи. Он льнул к молодежной моде: черное, коричневое, много молний, ремни. Перехватив мой взгляд, расхохотался.
– Обокрали до нитки, вот, осталось то, что было при мне.
– Где?
– Спешил на съемку, одежду в номере развесил, чтобы проветривалась. Вернулся – все подчистую вымели.
– Ничего себе! Ключи что ли подобрали к двери?
– Окно оставил распахнутым. Влезли на пихту и, представьте, через окно крючком все отловили.
– «Обидно, брат, досадно…» – цитирую.
– В куртке – весь набор ключей: от квартиры, машины. «Мерседес» бросил в аэропорту, чтобы поскорее добраться. Там двери на такой сложной секретке, что ни один слесарь не справится.
Он был одним из первых, кто лихо ездил на «мерседесе», и вся гаишная братия отдавала ему честь. Тогда для Володи это был не столько знак благосостояния, сколько самореализация. Это были лихость, пижонство, но и дикая радость – прокатить своих из театра, показать Марине, что он, как Ален Делон или Бельмондо, может себе позволить многое.
– Что будешь делать? – спросил Вознесенский.
– В аэропорту ждут «ребята». Эти любой сейф вскроют.
Когда мы входили в зал прилета, к Володе шагнули скуластые широкоплечие детины, которые резко отличались от потока обычных пассажиров, и подхватили его.
А за два месяца до Володиной кончины мы летели в Париж одним самолетом. Там вышла моя повесть «Семьсот новыми». Нужно было поработать с переводчицей. На таможенном контроле перед отлетом Володя подошел. Лицо серо-бледное, лоб – в капельках испарины.