Этот прием получил конкретность.
Потом мне стали говорить, что Высоцкому не нужно играть. Мол, пьяница из подворотни не может хрипатым голосом орать Гамлета. Он же – принц! Это говорили люди, которые, кроме африканских принцев, других не видели. Я не обращал внимания на эти разговоры, сделал спектакль и потом показал. И спектакль имел большой резонанс.
«Гамлет» во многом определил Высоцкого как личность.
Вначале он придумал, что Гамлет – человек эпохи Возрождения. Рвет мясо руками. Я его начал убеждать в обратном. Что таких людей долго готовят к престолу. Что друзья, которые его предали, только что окончили университет. А по последним изысканиям, они есть и в реальных списках университета – Розенкранц и Гильденстерн. Потом учтем прекрасный перевод Бориса Леонидовича Пастернака. И Володя, конечно, делал что мог, но поначалу ему было трудно репетировать. Он не очень чувствовал концепцию – почему Гамлет не действует, – был далек от Библии и вопросов религии. Но постепенно он вгрызался в это. «Гамлет» – это ведь одна из немногих пьес, где затронуты вопросы веры. Гамлет размышляет, а не был ли явившийся дух дьяволом, который решает его искусить и потому действует во зло? Гамлет не ищет трона, он ищет доказательств. Если это искушение, то его надо побороть. Но потом в спальне ему является призрак – он его видит, а королева нет. Играл Володя очень хорошо, постоянно углубляясь в эти проблемы. У него ведь было гениальное ухо к поэзии.
Вообще репетиции «Гамлета» были тяжелыми. Сейчас разные слухи ходят, что он кидал в меня штыки. Эту легенду придумали на основе реальной, хотя и не связанной с Высоцким, истории.
Молодым я играл Ромео на сцене вахтанговского театра. Пришел на спектакль Борис Леонидович Пастернак, автор перевода. Я имел честь быть знакомым с ним. Он сидел рядом с Вознесенским в партере, в первых рядах. И когда я фехтовал с Тибальдом, получилось, что шпага обломилась, и кончик ее вонзился как раз между Вознесенским и Пастернаком. Борис Леонидович пришел за кулисы и говорит: «Вы меня чуть не убили!» – и показывает обломок.
Все это переврали на какие-то «штыки». Мы удивительные люди, все время со сладострастием выискиваем какие-то пакости друг про друга. Нельзя же так.
Володя, несмотря на свой характер, прекрасно понимал, что «каждый сверчок знай свой шесток». У него всей этой советской сволочной галиматьи в голове не было. Он был поэт. Я потому и дал ему играть Гамлета. Да, он был хороший артист, но замечателен был не этим, а тем, что создал свой мир, свою совершенно удивительную поэзию. А артисты только одно твердили: «Почему ему можно, а нам нельзя?» Я отвечал: «А потому что он Высоцкий».