Ощущение предательства со стороны собственного тела было удивительно неприятным. Его тело было порочным, безнадежно испорченным и молодым, но Гензель привык доверять ему. Прошло по крайней мере несколько минут бесплодных попыток, прежде чем он понял: тягаться с генозельем невозможно, как невозможно человеку тягаться с геноведьмой. Она попросту диктовала волю любой материи, и спорить с этой волей тело Гензеля отказывалось на клеточном уровне.
Он ожидал, что сознание его быстро потухнет, как тогда, после памятного завтрака. Но этого не случилось. Паралич лишь обездвижил все его мышцы, оставив лежать безвольной грудой протоплазмы на полу камеры. Это не принесло облегчения, напротив, от ощущения собственной беспомощности сделалось тревожно и гадко. Это означало лишь одно. Геноведьме хочется, чтобы он увидел ее перед смертью. А может быть, и нечто куда более худшее…
Она не заставила себя долго ждать. Гензель расслышал ее шаги, ритмичные, легкие, но вместе с тем на удивление властные, и ощутил, как съеживаются внутренности. Звуки шагов были щелчками хронометра, отсчитывающего последние секунды его глупой и никчемной жизни.
— Здравствуй, милый Гензель, — сказала геноведьма мягко. Зверенышем она его уже не называла. Может, оттого что он уже куда меньше был похож на порождение леса, чем в день их встречи. — Извини, что пришлось доставить тебе небольшие неудобства. Некоторых рыб приходится усыплять, прежде чем пересаживать в другой аквариум. Особенно тех, у которых излишне большие зубы и дурной нрав. Не переживай, это не займет много времени.
Гензель хотел бросить грязное ругательство, но обнаружил, что паралич коснулся и голосовых связок. Мог бы и сразу догадаться. Едва ли геноведьмы любят слышать истошные крики тех, кого разрывают на части. Впрочем, как раз может быть, что и любят…
— Как странно, — задумчиво произнесла геноведьма, останавливаясь возле решетки. — Анализ жидкостей твоего тела говорит, что ты слаб и болен, но знаешь, выглядишь ты куда лучше. Я бы сказала, на удивление хорошо. Кажется, я даже перестаралась, выхаживая тебя. О Человечество, ты весишь раза в три больше, чем в день нашей встречи!
Она прикоснулась к решетке, и Гензелю оставалось лишь стиснуть зубы, наблюдая за тем, как костяные прутья сами собой прячутся вниз, точно зубы в десну. Вот, значит, как действует этот особый замок.
Геноведьма склонилась над Гензелем и прижала к его предплечью маленький холодный механизм. Тот несколько секунд молчал, потом загудел, как напившийся крови клоп. Гензель не знал, что это значит, но геноведьма, бросив быстрый взгляд на экран, удивленно склонила голову: