Красиво накрашенные, ха! И это сразу после молитвы-то! Значит, ритуальным омовением пренебрегли, а еще правоверные!
Та из девиц, что пониже, пихала в лицо отворачивающейся Мейлишах небольшой узкогорлый кувшинчик, из которого, очевидно, и надо было пить отраву, вторая же пыталась придержать строптивую пленницу. Сначала за плечи, но неудачно. Потом схватила за волосы и сильно ударила головой о стенку.
Вернее, попыталась ударить сильно, но девицы были неопытными, похоже, не только в ночных утехах (бревна обе, как есть бревна, хихикали евнухи, не то что ласкать – не умеют даже кричать правильно, да еще и в слезы ударились – эх вы, драгоценные потомицы благородных семейств!), но и в потасовках. Только мешали друг другу.
Хадидже вообще удивлялась: как они сами еще не попадали, запутавшись в собственных ногах? Ни одна из них на улицах Калькутты не прожила бы и двух дней. На каких же мягких коврах их растили, бедняжечек, что они умудрились до своих лет дожить, но так ничему и не научиться?
Что ж, достойное наказание султану, посмевшему отвергнуть перчатку богини.
Хадидже встала у самого края крыши, легла грудью на бортик, не опасаясь оказаться замеченной, – никто из этой увлеченной друг другом троицы все равно вверх не смотрит, им там, внизу, куда интереснее.
Та, что повыше – кажется, Айше, – перехватила волосы Мейлишах поудобнее, обеими руками, и снова попыталась ударить ее головой об стену, чтобы оглушить. И снова не сумела – Мейлишах вывернулась и даже умудрилась боднуть соперницу головой в живот, по-прежнему прикрывая собственный обеими руками. Хадидже подавила тяжелый вздох – ей даже стало немножко жалко Османа. Хороши жены, вдвоем с одной брюхатой девчонкой справиться не могут! Ведь она, похоже, сейчас наваляет им обеим и удерет обратно, в покои вынашивающих семя султана, где слуги уже не смогут сделать вид, что разом вдруг ослепли и оглохли.
Спуститься, что ли? Помочь, как и положено хорошей наложнице? Не были бы они такими противными да заносчивыми, эти девицы…
Впрочем, отворачиваться и следовать примеру слуг – ничего не слышу, ничего не вижу, ничего никому не скажу – тоже не особо хотелось, тем более что вопят эти дуры громко и поспать все равно не удастся. Хадидже задумчиво разматывала пояс-ханди, еще ничего для себя не решив: шелковая лента шириной в локоть и длиной не менее дюжины все равно мешать будет, лучше заранее снять, если вдруг что. Даже если и ничего.
– Лей, пока держу!
Айше перехватила Мейлишах за шею сзади. Мейлишах чуть подергалась, а потом вдруг обмякла, видно лишившись чувств. Но когда Акиле подступила к ней вплотную со своим кувшинчиком, внезапно ожила, ухватилась обеими руками за плечи Айше и, используя ту как опору, обеими ногами ударила Акиле под дых, отбросив чуть ли не в противоположный конец двора. А заодно уронила и не ожидавшую ничего такого Айше, еще и упав на нее сверху. Кувшинчик оказался металлическим – не разбился, откатился, звякая по брусчатке и марая маслянистой отравой белые камни. На ноги Акиле и Мейлишах поднялись почти одновременно – и одинаково неуклюже, прижимая левые руки к животам и скособочившись. Только Акиле еще и шипела, ругаясь на вдохе, а Мейлишах сразу отступила к стене, прижалась к ней спиной.