И этот Яхья, существует он или нет, – такой же. Сколько разговоров она уже слышала, пускай только краем уха, об этом то ли беглом, то ли вовсе покойном шахзаде, которого его сторонники называют султаном… Будто бы он шастает по разным странам, ищет или даже нашел покровительство франков, а может быть, роксоланов… московитов… казаклар с рек Данипр и Дон-Нехри, которые столько раз ходили в набеги на окраины Блистательной Порты… Сулит им всем золотые горы и владения в Блистательной Порте, если они помогут ему вернуться на отеческий престол…
Вот ведь глупость какая. Пусть этот шахзаде не только существует, но и даже жив, все равно: ну кто он такой? Тоже пич, помесь стольких гяурских родов, что в его крови и не различить ту тоненькую струйку, что идет от Первого Османа. Куда ему на престол?
Кончилось время султанов-ублюдков. То есть кончается. Сейчас на троне Второй Осман, но он тоже не важен, совсем-совсем не важен без наследника… Конечно, не того, который недавно вопил у нее почти что за плечом, а того, которого она носит во чреве…
А если это будет девочка? Нет-нет, такого просто не может случиться…
Ох, ладно, пусть взрослые… то есть пусть старшие обо всем этом думают, мужчины. На то они и нужны, наверно.
Ох, когда же это кончится. Сил нет терпеть…
Снова заорал ребенок – пронзительно, надрывно. Кормилица, как ни пыталась, не смогла с ним справиться, он выворачивался, не давая заткнуть себе рот ни привычным образом, используемым всеми кормилицами подлунного мира со времен праматери Хавы, ни даже ладонью. Осман обернулся, недовольно морщась, знаком подозвал кызлар-агасы Мухаммада, и тот подсеменил, согнулся почтительно. Что ему приказал Осман, Акиле не расслышала – грохнули пушки.
И тут же что-то влажно шлепнулось Акиле на колени и живот, забрызгав теплым и алым лежащие на нем кисти рук, шитые золотом рукава рубахи, шелковый кушак и даже вуаль. В голове словно что-то лопнуло, и дышать стало еще труднее, хотя ребенок не кричал больше.
Акиле попыталась стряхнуть упавшие на нее ошметки, недоумевая, почему они вдруг стали красными и влажными. Какой-то новый военный прием, о котором султан не счел нужным оповестить заранее даже любимую жену, будущую мать наследника? Рядом заорала Айше – еще хуже, чем ребенок ранее, полностью теряя лицо перед глазами султана, вытаращив собственные глаза так, что даже через густую вуаль было видно.
Акиле повернула голову в ту сторону, куда таращила глаза ее подруга-соперница.
И, прежде чем потерять сознание, успела увидеть, как медленно заваливается навзничь кормилица, на руках которой больше не было ребенка, – только ворох тряпок, заляпанных влажным и алым.