И снова: вряд ли. Это столичные гёзде могут от избытка свободного времени такой дурью маяться. А вот мать семейства и хозяйка в этой усадьбе, со всеми повседневными занятиями, которые тут неизбежно возникают, – ой, нет. Башар точно не до того, а ведь она мать и хозяйка в соседней усадьбе… собственно, в западной половине этой же усадьбы: ее дом и службы замыкают общий внутренний двор, дети их вместе ныряют в бассейн с «абордажного мостика»…
Дворцовые воспоминания, разматываясь, как клубок, потянули за собой мысль, и внезапно Кёсем поняла. Тут не только цвету кожи место нашлось, но и миндалевидному разрезу глаз, рисунку скул, смоляной черноте бровей… Турчанка. Потомица тех широколицых раскосых всадников, что некогда взяли эти земли свирепой силой, смешали свою кровь с кровью ее обитателей на поле брани и на брачном ложе, а затем породили из этой смеси новый народ. Не тот выдуманный во дворце народ, который Осман, сын подруги и убийца сына, на свою погибель искал то в кочевых тюркменах, то в знатных османских семействах, но совсем иной. Из дворца почти невидимый, а когда все же видимый, то почти презренный. «Турок» – едва ли не ругательство: простолюдин без воинских навыков или книжной премудрости, даже без купеческого богатства или ремесленной сноровки… пастух, рыбак, погонщик волов на пахоте…
Юные высокородные стервы Айше и Акиле на самом-то деле даже вообразить не могли, из какого народа происходят. И султан Осман, негодяй и убийца, несчастный запутавшийся мальчик, он тем паче не представлял, славу какого народа стремится возродить. Ни внешность этого народа, ни каноны его красоты во дворце не почитаются, там в ходу иной канон, тот, который получается, если кровь благородных семейств на протяжении многих поколений пропускать, как благовонную смолу сквозь фильтр, через лона иноземных наложниц. Да чего там о дворце говорить, братья Крылатые ведь тоже через этот фильтр пропущены… Тем не менее один из них взял в жены настоящую турчанку. Да. Но ведь если бы он мог, то женился бы на девушке по имени Луноликая из гарема своего друга-шахзаде. Той, с которой они еще в отроческие годы пронзили друг другу сердце. Брату его удалось это сделать, а вот ему…
Все это время женщины, оказывается, продолжали смотреть в глаза друг другу (Кёсем понятия об этом не имела – она даже не помнила, как вернулась к этому «поединку зрачков»!). И Марты, наверно, что-то прочла во взгляде соперницы.
– Что, думаешь, забрала его совсем? – Она вновь положила руку на левую сторону груди своего мужа, накрыв его сердце ладонью, словно щитом. – А вот не выйдет. Тут и моя доля есть. Не отпущу!