То, разумеется, была воля богини. Ну и Аллаха, конечно же, – а хорошая перчатка не противоречит и не ропщет, особенно против богов, она счастлива быть покорной им обоим. Вот и Шветстри не роптала. Как только узнала, что папа-Рит продал ее торговцу из Великой Порты, она сразу же засмеялась и в пляс пустилась. И возрадовался такой удачной покупке торговец, не любивший женских слез, но привыкший терпеть их как неизбежное зло. И возрадовался папа-Рит, выторговавший у размягченного радостью торговца лишнюю монетку, на которую не особо рассчитывал. И возрадовалась тетя Джаннат – хорошо обучила воспитанницу, не стыдно перед богиней.
Сама Шветстри тоже возрадовалась, но уже позже. Когда увидела свой тюфяк в предназначенной для купленных рабынь просторной комнате караван-сарая. Увидела и пощупала – мягкий! Недавно выколоченный! Набитый душистыми травами, предохраняющими от насекомых! И все это богатство – ей одной, и ни с кем не надо делиться! Роскошь невиданная! Особенно в сравнении с малым участком циновки в ногах папы-Рита, где Шветстри было определено место для сна с тех самых пор, как глотатель огня, блистательный Прабхакара, решил, что Шветстри слишком взрослая для того, чтобы ночами греть камни мостовой рядом с приемной матерью, в то время как циновка самого Прабхакары остается холодной. Прабхакара был стар и ужасен на вид, и от него плохо пахло. Но Шветстри, будучи покорной перчаткой, не возражала ему – а вдруг его воля согласна с волей богини? Ну, во всяком случае, возражала не слишком активно и со всем возможным почтительным уважением. Хотя и громко. Во всем остальном же всецело положилась на волю богини – и не прогадала.
Богиня снизошла до своей ничтожной перчатки и решила, что Прабхакара недостоин быть даже временным обладателем ее прислужницы. Разбуженный не иначе как наущением великой Кали (ну, может быть, и громкие вопли самой Шветстри послужили тому малой толикой, но без вмешательства богини точно не обошлось!), Ритабан доходчиво объяснил блистательному, что берег сей драгоценный лотос вовсе не для его поеденного дурной болезнью сморщенного стручка. Прабхакара усовестился и покинул труппу той же ночью – а попробуй тут не усовеститься! Рука у папы-Рита тяжелая да крепкая, а бамбуковый посох хоть и упругий, но тоже крепкий и при всей своей легкости бьет тяжело.
Драгоценный лотос – это, стало быть, она, Шветстри. Папа-Рит именно так тогда и сказал, что драгоценный лотос и что берег. Потом, правда, поколотил и саму Шветстри, но несильно, для острастки скорее. И она преисполнилась благодарности великой богине, снова убедившись – да, действительно бережет. А значит, и про драгоценный лотос тоже правда, дешевку никчемную так беречь не будут. Да и не заплатил бы даже самый лучший из людей за дешевку столько, что даже жадный папа-Рит остался доволен.