Ворошилов. <…> Я должен заверить самым категорическим образом, что в переговорах с Францией нет и не может быть ничего, направленного против Германии. Наша страна заинтересована в добрососедских отношениях со всеми государствами. Не исключена возможность, что мы будем вести с Польшей переговоры о пакте о ненападении. <…> Но разговоров о границах и вообще о Германии мы вести с поляками не собираемся. С Польшей мы можем говорить только о взаимном обязательстве не нападать друг на друга.
Адам. Я уже сказал и Вы подчеркнули, что Вам и нам нужен мир. Но хоть мы и миролюбивы, нас могут принудить к войне. Пока существует свет, когда кто захочет воевать, никакие пакты не помогут. <…> Я того мнения, что между Советским Союзом и Францией существует обоюдная подозрительность. Генерал Гаммерштейн <…> готов способствовать улучшению этих отношений. <…> В наших сношениях с Литвой Мемельский вопрос[205] является до сих пор открытой раной. Но между нашей и литовской армией большая дружба, которая в этом году еще укрепилась, у нас среди военных есть люди, которые мечтают о военной конвенции с Литвой.
Ворошилов. Я вполне согласен, что, невзирая на стремление и нашего и Вашего государства к миру, может создаться обстановка, когда придется защищаться от нападения. Не могу возразить и против того, что пакт не есть полная гарантия от войны. Но сейчас, когда мировая война еще свежа в памяти у народов, пакт о ненападении имеет ту особенность, что вокруг него можно мобилизовать общественное мнение, которое при наличии пакта может повернуться вдвойне, не в пользу нападающей стороны. В этом именно смысле пакт может иметь известное значение. <…>
Адам. Нас интересует у Вас то, чего мы у себя не можем видеть – особенно танки, тяжелая артиллерия и использование большого вашего опыта по применению крупных авиационных сил.
Ворошилов. Есть неясности в отношениях СССР и Германии. <…> Вот хотя бы Казанская школа. Мне кажется, что-то в ней неладно. Если бы я не знал немецкой армии, то я прямо сказал бы, что здесь вредительство.
Вы знаете значение этого термина. <;…> Три года в Казани возятся и никакой новой материальной части. Все те же танки, что привезли сначала. Я говорил – шлите конструкторов – и Вы, и мы будем иметь танки. <…>
Адам. Мы подходим к танковому вопросу с большой осторожностью, как потому что у нас мало средств, так и потому, что танки очень дороги и очень скоро стареют. Я внимательно пересмотрю этот вопрос – не лежит ли на нас вина в этом деле. <…>
Ворошилов. <…> Поскольку эти предприятия являются совместными, цель и назначение их принести пользу обеим сторонам. <;…> У нас есть уже промышленная база, но у нас пока мало людей – конструкторов. У Вас же люди есть, мы так и полагали, что Ваша сторона будет давать макеты, чертежи, проекты, идеи, конструкции, словом, что мы получим лаборатории и для Вас и для нас. Ничего этого нет. <…> О школе много кричат – и поляки и американцы. <…> Я не понимаю, почему не используются все возможности, может быть, от нас все-таки что-то скрывают или почему-либо не считают нужным все сделать. Такое мнение не только у меня. Ведь я не сам лично всем распоряжаюсь, я член Правительства и отчитываюсь перед ним. Мне говорят – риск есть, а где же результат, покажите танки, а показать нечего, три года совместной работы и пуль полезности. <…> Я не подозреваю, это не вывод мой, но у меня есть сомнение, все ли делается с открытой душой.