После обеда того же дня подписи русского и германского министров иностранных дел стояли уже под готовым договором. Хотя он и не имел секретных военных статей, тем не менее его важнейшим результатом стало советско-германское военное сотрудничество, начало которому было положено еще до Рапалло.
«Величайшая опасность в данный момент, – писал премьер-министр Великобритании Д. Ллойд Джордж, – заключается, по моему мнению, в том, что Германия может связать свою судьбу с большевиками и поставить все свои материальные и интеллектуальные ресурсы, весь свой огромный организаторский талант на службу революционным фанатикам, чьей мечтой является завоевание мира для большевизма силой оружия. Такая опасность – не химера»[6].
Был ли другой выбор в Рапалло? Документы свидетельствуют: немцы подписали договор потому, что другого выбора у них не было. У Советской России выбор был: она могла бы заключить договор с Западом. Однако предпочтение было отдано пакту с немцами.
11 августа 1922 года было заключено временное соглашение о сотрудничестве рейхсвера и Красной Армии. Рейхсвер получил право создать на советской территории военные объекты для проведения испытаний техники, накопления тактического опыта и обучения личного состава тех родов войск, которые Германии запретил Версаль. Советская сторона получала ежегодное материальное «вознаграждение» за использование этих объектов немцами и право участия в военно-промышленных испытаниях и разработках.
Летом 1923 года участники совещания в Берлине – министр иностранных дел барон фон Розенберг, министр финансов А. Гермес, советник металлургической фирмы «Гутехоффнунгсхютте» П. Ройш, начальник отдела вооружений штаба сухопутных сил подполковник В. Мендель и другие – согласовали сумму для финансирования военных расходов в России в размере 75 миллионов марок. Однако на неофициальной встрече канцлера В. Куно и посла Брокдорф-Ранцау с наркомом финансов СССР А. Розенгольцем и заместителем наркома иностранных дел Н. Крестинским, которая проходила на частной квартире в Берлине 30 июля 1923 года, канцлер подтвердил выделение лишь 35 миллионов марок, оставляя, таким образом, резерв в 40 миллионов для дальнейших переговоров. Здесь же Розенгольц предложил германской стороне немедленно наладить сотрудничество в самолетостроении.
Западногерманский историк, знаток военных контактов РККА и рейхсвера Рольф Дитер Мюллер придерживается той точки зрения, что «германо-русские военные отношения, интенсивно развивавшиеся с весны 1922 года, вступили уже в 1923 году в фазу испытания. Ни Москва, ни Берлин, правда, не решались сделать шаг к заключению формального военного союза. Перед лицом сложившегося соотношения сил ни Ленин, ни Троцкий, ни фон Сект, ни Куно не были склонны к военным решениям. Стороны заняли позиции выжидании и пытались побудить друг друга к выполнению предварительных условий, не желая, однако, связывать себя. Полем для тактических маневров стало производство вооружений, в котором были заинтересованы в равной мере обе стороны»