– Женя! – сказал Петька и потряс меня за плечо. – Пойдём! Ну!
Репетиция кончилась, музыканты выключили лампочки над своими пюпитрами, убирали инструменты в чехлы. А я всё ещё слышала музыку.
На улице дул холодный ветер – погода и правда поменялась, надо же. Интересно, поможет Ирине Викторовне барсучий жир? Петька взял меня за руку и повёл на заброшенную набережную. Странная манера у него появилась – водить меня куда-то за руку. Мы шли молча, потом молча смотрели на реку с высокого берега – в ней сейчас много мутной воды, низкий берег затоплен весь.
– Хочешь туда? – спросил Петька и показал на остров в реке. Я хотела, но ещё больше мне хотелось стоять и молчать. Поэтому я кивнула, а потом помотала головой.
– Потом. Позже.
В голове у меня всё продолжалась музыка, я смотрела на реку и вдруг поняла, что именно этого мне и не хватало последнее время: музыки, реки, молчания, даже вот этого резкого холодного ветра. Он дул так сильно, что у меня заслезились глаза, и я принялась вытирать их.
– Эй! – сказал Петька. – Ревёшь, что ли? Ты чего?
И обнял сзади за плечи. И вот тогда я и заревела.
– Ну вот, – сказал он, – ну вот.
Мы так постояли ещё немного, я неслышно ревела, Петька стоял сзади, закрывал меня от ветра, молчал. Тепло было с ним, и он не мешал мне реветь, не отговаривал. Просто был рядом, да и всё.
На обратном пути я почему-то разговорилась, рассказала, как мне жалко Спальника, как страшно из-за дедушки, что он в любой момент может умереть, чуть не сказала, что не могу толком помириться с отцом, да и не знаю, хочу ли, но вовремя остановилась. Не узнаю себя, если честно, вообще-то я терпеть не могу говорить о личном.
– Не обязательно всегда стараться не реветь, – сказал мне Петька уже у калитки, – не обязательно всегда держаться.
25.
Ветеринар сказал, что наше лечение не помогает, нужно проверять глаз у офтальмолога. Со Спальником мы съездили далеко на другой конец города, там ему посмотрели глаз через микроскоп, высоченный дядька склонился над моим псом в три погибели. Выписал новые лекарства, дал мне два шприца, велел колоть и приезжать через три дня. Я сама делала уколы псу, под шкуру на загривке. Через три дня он снова посмотрел глаз в микроскоп, а потом сказал:
– Присядьте, девушка, – и пододвинул стул. Я села.
– Дело такое. Глаз надо удалять.
– Как так?
– Удалять. Совсем. Там опухоль, и она растёт. Лекарства не помогают. Операцию делать поздно. Только ампутацию.
Я молчала. Просто не знала, что можно ответить на такое. Ничего себе лечение.
– Он будет жить. Без глаза только.