— Это Бабси, — говорит он. — Я нашёл его на аллее в Лондоне, измученного, избитого и едва живого. Кто-то пробил ему голову, у него не было половины шерсти, кто знает от чего. Я не думал, что он выживет, но он справился. Он до смерти боится людей. Подонки, которые сделали это с ним, разрушили его веру в людей. И лишь из-за его породы они говорят, что он опасная собака. Да это подобные люди должны быть под запретом, а не порода. Люди жестоки, больны, намного серьёзней, чем животные. — Он вздыхает, сердито проводя рукой по лицу. Если честно, мы не думаем, что Бабси когда-нибудь подружиться с другими собаками или будет усыновлён. У нас было несколько собак, в которых мы вложили наши чертовы души и просто... — Он сжимает губы, качая головой. — Гребаный стыд. Но со временем Бабси становится лучше. С правильным хозяином, с кем-то терпеливым и добрым и сильным, у него будет шанс.
Мои глаза горят от слез, которые я ухитряюсь сдержать.
— Я не знаю, как ты это делаешь, — говорю я ему. — Как ты можешь вариться постоянно во всем этом и не чувствовать себя чертовски раздавленными?
Она наклоняет голову, широко раскрывая глаза в напряжении.
— Если честно, большую часть времени я охрененно раздавлен. Но я понимаю этих собак. Я знаю, каково это быть отброшенным в сторону, чувствовать себя нежеланным, верить, что нет никого, кто бы боролся за вас. Я был там. Снова и снова. Это адски больно, но если я не буду бороться за них, кто будет?
Я смотрю ему в глаза, полностью захваченная всем что он есть, и...черт.
Этот мужчина.
Я так чертовски влюблена в этого мужчину.
И тут меня ударяет понимание, потому что, святое дерьмо.
Я что, только что призналась в этом себе? Я только что подумала именно это?
Я так и сделала, да.
К счастью, он снова смотрит на Бабси, в его глазах этот замечательный, безрассудный вид надежды, другой взгляд, который влияет на меня, в то время как я чувствую головокружение, задыхаюсь, неконтролируемая от осознания своих чувств.
Может это лишь потому что он тут такой мужественный стоит напротив и рассуждает о том, как сильно любит спасать собак, думаю я.
Конечно же, это так. Это много вещей. Это все.
И я абсолютно по уши влюблена в него.
Его глаза порхают ко мне, и он слегка нахмуривается.
— Почти всегда есть это «жили долго и счастливо», — говорит он, и я моргаю, пытаясь вернуться в настоящее и понять, что он имеет в виду. — И если мы рискнём и привезём их, даже если отказ разобьёт наши чертовы сердца, это того стоит.
О Боже, пусть это будет не метафора о наших сердцах.
Он улыбается мне, и я вынуждена посмотреть в сторону, потому что я терпеть не могу, когда что-то выводит меня из равновесия.