— Дилер или нет, но он все еще человек. Ты не имел никакого права убивать его. Если он был таким плохим парнем, то ты должен был доверить это правосудию.
Широкая ухмылка Черепа превращается в оскал, он убирает свой блестящий нож от моего лица и приставляет к своей нижней губе.
— Правосудию?— он коротко хмыкает, накручивая мои волосы себе на пальцы и снова дергая мою голову. — Ты все еще не знаешь?
Я хмурюсь. Не знаю чего?
— Система правосудия — уловка, Китти-Кэт. Шутка, прикол, которая пугает людишек, вроде тебя.
— Я не согласна.
— Ох, правда? — он встает, потирая подбородок своей причудливо татуированной рукой, и улыбается своим головорезам. — Она — золото.
Он возвращается ко мне.
— Факт: даже люди, придерживающиеся этой так называемой системы «правосудия» — скажем, копы — не верят в нее. Требуется только один крошечный инцидент, чтобы они взяли дело в свои руки, становясь, своего рода, линчевателями, — он снова низко приседает, склоняясь к моему лицу. — Спросишь, почему? Потому что она. Не. Честная. Система правосудия. Я могу убить каждого отдельно взятого человека здесь, и любому местному руководителю, политическому деятелю, гребаному копу, судье или даже президенту Соединенных гребаных Штатов будет насрать. Хочешь знать почему?
Я сглатываю.
— Потому что каждый здесь внизу — преступник. Ну, все, кроме тебя, но меня это не парит. Никто не знает, что ты даже существуешь.
Мое горло сжимается, превратив следующие пару слов, вырвавшихся изо рта, в глухой и слабый звук.
— Почему ты встал на этот путь?
Его улыбка исчезает, закрывая настоящие зубы.
— Где ты была, когда решалось, что жизнь не драгоценна?
Все следы юмора исчезают, его черные глаза смотрят на меня. Не знаю, сколько времени мы удерживаем зрительный контакт, но, в конечном счете, он разрывает его, чтобы взглянуть через плечо.
— Выйдите, — говорит он своим подручным.
Мои мускулы напрягаются: спокойствие в его голосе обостряет все защитные механизмы в моем теле.
— Босс…
— Пошли вон! — требует он, чеканя каждое слово, чтобы они поняли. Я поднимаюсь с пола и сажусь на пятки. Пока сборище его парней удаляется из небольшой комнаты, я прикасаюсь к щеке тыльной стороной ладони. Крови нет, но, держу пари, там будет синяк.
Когда дверной замок щелкает, запирая меня наедине с дьяволом, в голове зарождается тревожное понимание.
— Есть история, которую мне нравится рассказывать... — говорит он, поднимая глаза. — О молодом парне и его красивой беременной жене, гуляющих по пустынной эспланаде. (Примеч. Эспланада – площадка для прогулок).